Исправленному верить

– Простите, – парень замялся. – Ну, значит, он сказал, что с радостью бы явился в мир, но это непростая задача, требующая времени, средств и специальных исследований в области клонирования.

– Так. – Большой Босс подошёл к освободившемуся креслу и уселся в него. – Очень интересно. Наполеон так и сказал – «клонирование»?

– Ну да, можете посмотреть. Так и написал.

– Значит, наш друг ему алгоритм действий уже изложил. Занятно. В переписке информация на эту тему отсутствует. Вероятно… – он не договорил, понимая, что его новому сотруднику вовсе не обязательно знать лишнее.

«Возможно, он пишет со страницы Кожухова, – думалось ему. – Это логичнее всего. А может, создал особую страницу, отправил сообщение и сразу уничтожил её. Кожухов этот тоже калач тёртый. Ладно, это не так уж важно. Теперь понятно, какой следующий шаг задумал Кернёв, но здесь его несложно упредить. Пусть он идёт туда, куда я ему укажу, чтобы потом можно было легко подсечь рыбку. Конкуренты мне не нужны, но если Кернёв, сидя на моем крючке, будет аккуратно выполнять, что ему надлежит, то игру можно считать успешно сыгранной, а пока, – Большой Босс усмехнулся, – пусть себе наш уважаемый Андрей Павлович расслабится, поиграет в графа Монте-Кристо. Трогать его сейчас бессмысленно, только всполошим Наполеона. Пока что, если император кому и доверяет, то лишь этому Кернёву».

– В следующем разговоре упомянешь, что ты можешь уговорить некоего родственника проплатить операцию и что ты сам готов заняться этим делом.

– Ага, – кивнул парень и осёкся под холодным взглядом Большого Босса. – В смысле, это, слушаюсь.

– По генетическому материалу что-нибудь выяснил?

– Да, – кивнул молодой человек. – Пока немного. Во-первых, есть некоторое количество прядей волос, которые были отрезаны у Наполеона после смерти и отправлены его родственникам, но следов их пока найти не удалось. И ещё тут, – он поглядел на шефа извиняющимся взглядом и взял со стола распечатанный листок. – Поглядите.

Большой Босс пробежал глазами ровные строки и глянул на собеседника с искренним удивлением.

– Это что же – правда?

– Не знаю, так написано.

– Что за бред?! Корсиканский поп с нелепой фамилией Виньяли отчекрыжил у Бонапарта мужское достоинство перед его захоронением?! Надеюсь, ты додумался императору об этом не говорить?

– Нет-нет, что вы!

– Так, значит, теперь артефакт хранится у некоего Джона Латтимера, коллекционера из Нью-Йорка. Что ж, уже хорошо. Значит, можно будет приобрести, так или иначе. Ого, Латтимер даже предлагал захоронить, так сказать, интимные мощи вместе с прочими останками Наполеона в саркофаге Дома Инвалидов, а Париж, значит, не торопится с ответом. Ну что ж, можно и поторопить, в конце концов, это будет лучшим способом добраться до реальных останков.

Он повернулся и, не прощаясь, вышел. За дверью его ждал начальник службы безопасности.

– Будут распоряжения?

– Мне нужен ведущий специалист по клонированию.

– Вы только адрес скажите, мы его доставим в лучшем виде.

– Н-да… – Большой Босс направился к двери лифта. «Верный помощник глуповат, но в чём-то он прав. Адреса у меня нет, да и как узнать, кто из них лучший? Кого из них ни спроси, все лучшие. Нужен тот, кто ради науки и, конечно же, достойного вознаграждения готов пойти на столь дерзкий эксперимент, кого не интересуют ни государственные законы против клонирования человека, ни поповские бредни на эту тему. – Ему вспомнился упоминавшийся ныне корсиканец-членовредитель. – Это ж додуматься надо было!»

А впрочем, зачем искать? Сами прибегут. Объявим симпозиум с миллионным грантом на исследования, организуем благотворительный фонд… Отбоя не будет… Грант можно дать кому угодно, самому благостному и законопослушному. Главное – вычислить его идейных противников».

Наполеон ликовал, совсем как тогда, при Маренго, когда уже казалось, что австрийцы побеждают, и генерал Мелас, уверенный в исходе сражения, отдал бразды командования своему начальнику штаба, велев ему добить корсиканского выскочку, уже вступившего в бой во главе своей консульской гвардии. Совсем как в тот знойный июльский день, когда дивизия генерала Дезе, появившись, точно чёртик из табакерки, ударила в штыки, опрокидывая стройные шеренги австрияков. Дело завершили храбрые драгуны Келлермана, но этот удар!.. Правда, он стоил жизни отважному Дезе, но что такое жизнь в сравнении с победой и вечной славой!

Ему, опальному императору, часто ставили в упрёк, что ради своих бредовых идей он погубил сотни тысяч народа. Но бредовых ли? Разве, сломив его храбрецов, вся Европа не пришла к тому, что, как дар, несли его имперские орлы? Разве затхлая, провонявшая клопами, затянутая паутиной дремучая старина, которую он отбросил одним росчерком пера, была лучше широких проспектов, замысел которых – его заслуга?

А люди – они были воинами и умирали, благословляя империю, и он сделал для них всё, что мог, дал смысл жизни и даже по смерти исторг из тьмы забвения и безвестности.