Исправленному верить

Рукопожатие было на удивление крепким, впрочем, висящие на стене рапиры намекали, что потомок наполеоновского адъютанта хорошо владеет не только красками и кистью.

– Именно так.

– Вы писали, что желаете обсудить со мной некое приобретение.

– Всё верно.

– Итак, что бы вы хотели? Пейзаж или портрет? Может быть, вы намерены заказать собственный портрет или чей-нибудь из родных и близких? Но тут должен вас предупредить: очередь уже на три года вперёд.

– Я хотел бы обсудить несколько иное приобретение.

– Вот как? – брови на удлинённом холеном лице художника приподнялись. – Что же тогда? Мой дом? Или же мой мозг после смерти? Ничего этого я не продаю.

– Ну что вы, ваш мозг пусть служит хозяину ещё долгие годы.

Мондидье усмехнулся:

– Тогда чем могу быть полезен?

– Мне стало известно, что у вас находится небольшой сосуд со следами высохшей крови Наполеона Бонапарта.

– Интересно узнать, откуда вам сие известно?

– Из мемуаров вашего деда. Вы его единственный внук. В той части воспоминаний, где вскользь описывается история древнего рода Мондидье, он упоминает полковника Франсуа де Мондидье, спасшего жизнь будущему императору французов на Аркольском мосту. С тех пор пузырёк с кровью передавался старшему в роду. Ваш отец его не продавал, я проверил.

– Вы даже проверили, – вновь усмехнулся Артемиз и произнёс голосом, не предвещавшим ничего хорошего: – Могу я предложить вам мартини?

– Нет, спасибо.

– А зря. Но откуда вы знаете, что кровь здесь, а не во Франции, или же не была безвозвратно утеряна во время гитлеровской оккупации?

– Ваш дед упоминал, что, опасаясь бедствий Первой мировой войны, от греха подальше переправил сосуд из своего имения в дом жены. Правда, он забыл упомянуть её имя, но мне не составило труда установить, кто была эта почтенная женщина и что жила она именно в этом замечательном особняке, как и её отец, и, полагаю, дед – губернатор провинции Виктория, лорд Грэнхилл.

– Браво! Браво! Вы провели серьёзную работу. Что ж, искомый сосуд действительно находится у меня.

– Я бы очень хотел приобрести его. Назовите вашу цену.

– Цена… – Артемиз де Мондидье плеснул мартини в один из стоявших перед ним бокалов и, чуть пригубив, вернул на стол. – Вы хорошо изучили историю моей семьи.

– Насколько это было возможно.

– Тогда, должно быть, знаете, что произошло после воспетого легендами подвига моего предка?

– Что вы имеете в виду?

– Как он закончил свой боевой путь?

– К сожалению, я не нашел об этом никаких сведений.

– Действительно, моя родня сего факта не любила вспоминать, а историкам как-то не было дела до такой мелочи. Иное дело подвиг, да ещё и бок о бок с самим императором… Оговорюсь сразу: мой предок не воевал в России. Он оставался в Испании в одной небольшой крепости, запирающей перевал через Пиренеи. Службу нёс честно и отважно, в роду Мондидье ещё с эпохи крестовых походов все служили честно и отважно. Вплоть до 1813 года крепость оставалась неприступной. А потом, когда самовлюблённый корсиканец сбежал от русских морозов, да-да, именно сбежал, этот коротышка всегда убегал без оглядки, оставляя на растерзание врагам своих генералов, едва лишь чувствовал, что враги припекают его толстые окорока – и в Египте, и в Испании, и там, у вас…

Но я отвлёкся. Как только он примчался в Париж, начал собирать новую армию, и очень скоро в распоряжении моего доблестного предка вместо восьмисот солдат и двух десятков пушек осталось всего двадцать человек и одно старенькое орудие. Конечно же, столь дивный военный манёвр не мог остаться незамеченным. В первую же ночь гверильясы [44]напали на беззащитную крепость, перебили остатки гарнизона, захватив в плен полковника Франсуа де Мондидье. Вы, должно быть, знаете, как испанцы поступали с пленными, особенно с пленными офицерами? Моего прапрадеда, дважды раненного в ту ночь, запрягли в повозку с военными трофеями и, погоняя кнутами, заставили тащить её в гору, а потом на месте, под молитвенное завывание тамошнего падре, возглавлявшего, кстати, отряд, с него сняли кожу живьём и бросили на корм зверью. Так и закончил свои дни великий герой, спасший Наполеона. Э вуаля!

Андрей молчал. Увидев это, Артемиз встал с кресла, подошёл к стене и отдёрнул занавес из чёрного шелка.

– Вот, поглядите. Когда мне становится тоскливо, я всегда смотрю на это полотно. Я писал его без малого семь лет и считаю, что это лучшее из моих творений.

Кернёв поглядел и вздрогнул. Холст был словно залит кровью. Она стояла, как река в паводке, и, казалось, вот-вот начнёт литься на пол из рамы. Посреди этого алого потока, отливая синеватой кожей, глядело мертвенно-бледное лицо Бонапарта. Глаза монстра неотступно следовали за зрителем, упорно, не отрывая взгляда. Зрачки были пусты, точно он смотрел, не видя, сквозь человека, как сквозь белёсый сгусток тумана. За спиной Наполеона полыхал огонь, охватывающий всю «бескровную» часть картины. Серый плащ императора и его треуголка просвечивали в крови и пламени, так что казалось, Бонапарт стоит по горло в багряном пузыристом омуте.

– Я назвал эту картину «Император в аду».