Исправленному верить

Себастьян кивнул сразу же, не раздумывая, а вот Густав помедлил. Все правильно: это не он мчался за много миль, чтобы найти давно наплевавшего на все и вся отшельника, не он спорил с ним до хрипоты, помогая поймать за хвост ускользающую разгадку, не он наблюдал за терзающими Конрада сомнениями… Он остался здесь, рядом с умирающей девушкой, которая даже не была ему сестрой. Бреннер не знал, кому из них пришлось тяжелее.

– Вы вылечите ее? – Он не спрашивал, он требовал и оттого казался в этот миг старше своих не то семнадцати, не то восемнадцати лет. Симпатичный парень, куда представительней того же Себастьяна, и взгляд умеет держать лучше. Только голос дрожит, выдавая тайну, которая, быть может, неизвестна даже его другу.

– Вылечу. И вы мне поможете. Ведь дуракам везет…

«Особенно влюбленным», – додумал Конрад про себя.

Спина снова начала болеть. Позвоночник словно подтачивало изнутри, заставляя Конрада ерзать на твердом стуле в попытках отыскать удобную позу. Пока все эти попытки заканчивались неудачно, но Бреннер с непонятным ему самому упрямством отказывался от предложений пересесть в более удобное кресло. Он должен быть рядом с Марти. Должен постоянно смотреть на нее, чтобы заметить хоть малейшее изменение в состоянии девушки. Симптомом может оказаться любая мелочь, любая не видная на первый взгляд деталь: изменение цвета лица, участившееся дыхание, движение глаз под опущенными веками…

Изменений не было. Никаких. А ведь с тех пор, как Марти приняла лекарство, прошло почти четыре часа… Болезнь зашла дальше, чем ему показалось, и потому сопротивляется отчаянней? Или… снова?

Из окна потянуло гарью. Осенью на окраинах Мерна жгут сухую листву, и горький запах пронизывает город. Казалось, он впитывается в стены, в серые булыжники мостовой, даже в небо, которое в сентябре кажется выше и прозрачней. Конрад никогда не любил запах горелой листвы, но сейчас никак не мог им надышаться. Он только теперь понял, что вернулся, что назад дороги нет, а есть ли она впереди… Не так уж важно. Он прожил не самую короткую и не самую дрянную жизнь, чтобы о чем-то жалеть. А на старости лет еще и перестал быть трусом. Благодаря страшной шутке судьбы и двум смелым мальчишкам, не смирившимся с ее приговором. Он все сделал правильно. Даже если Марти умрет. Он больше не побежит, потому что должен дождаться Артура и сказать ему… Сказать что? Это тоже неважно…

Длинные волосы рассыпались по подушке темными волнистыми прядями. Будто ветви ползучей орхидеи… Эльза всегда любила экзотические цветы, но в это время года Артур дарил ей астры и только астры. Они пахли так же, как мернская осень: дымом и горечью, но Эльза лишь смеялась и говорила, что весны в их доме и так хватает. Весна жила в ее глазах, в мелодичном смехе, журчащем, будто ручеек, в лукавой и таинственной улыбке, перед которой не мог устоять даже вечно серьезный и озабоченный Артур… Теперь эта улыбка погасла, превратив милое и живое личико в фарфоровую маску. Умирающие не улыбаются… И теперь осень будет жить здесь всегда…

– Мастер Конрад!

Он так резко выпрямился, что боль вцепилась в спину с утроенным азартом. Сердце тоже кольнуло, но отпустило почти сразу. Конрад вспомнил, где находится и что делает, и немедленно обругал себя. Угораздило же заснуть на стуле, да еще в такой важный момент…

– Мастер Конрад, она пришла в себя!

Старый дурак, надо же было вместо того, чтоб обратить внимание на девушку, задуматься о собственных болячках! Они-то никуда не денутся, какие лекарства ни придумывай, но вот Марти…

Себастьян не солгал. Она действительно пришла в себя. Удивленно взмахнув длинными ресницами при виде Конрада, девушка перевела взгляд на брата, затем на Густава и робко улыбнулась.

– Марти…

Казалось, это слово одновременно выдохнули все трое.

– Что с… сл…

– Все хорошо, – сорванным шепотом произнес Себастьян. – Теперь все будет хорошо. Это мастер Конрад, он вылечил тебя… Ведь так?!

Конрад не ответил. Он беззвучно смеялся, чувствуя, как по щекам текут слезы.