Исправленному верить

Вита внимательно осмотрела мощные балки, висячие светильники. Кушетки впопыхах отодвинуты в сторону, кругом расставлены свечи и благовония. Лишь затем медик сосредоточилась на массивном каменном столе, что подобно императорскому трону доминировал над помещением. Над всем этим домом, если подумать. Над всем поселением.

Столешница установлена была на тяжелой мраморной плите. По углам ее поддерживали крылатые чудища с мощными львиными лапами, центр украшен был традиционным растительным орнаментом. Сверху на стол уложили три свертка и бережно укрыли покрывалами.

Вита отвела в сторону домотканое, выбеленное полотно. Повеяло алендой – покров явно пропитали раствором, хотя с тех пор он успел высохнуть. Ткань была жесткой и хрусткой, под давлением раскрывалась неохотно, точно безвременно увядший цветок.

Под таким покровом яркие, огненно-рыжие волосы и фарфоровой тонкости черты казались особенно неуместными. Запах кедрового масла, вложенная в губы монетка, официальное одеяние, в складках которого ребенок почти утонул. Медик отвела ткань в сторону, подцепила кончиком ножа цепочку, охватывающую детское горло. Подняла повыше – так, чтоб выгравированные на медальоне литеры попали в узкую полоску света.

– Руфина Секунда, из рода Корнелиев, сословия всадников, – вслух прочла она, подсчитывая, сколько прошло с указанной даты, – рожденная одиннадцать лет назад…

Открыв два других покрывала, медик обнаружила Руфину Терцию и Руфину Кварту, семи и пяти лет от роду соответственно.

Так. Где же тогда старшая? Вита огляделась.

В алькове ларов, на почетном месте среди прочих подношений духам предков, расправила крылья Богиня Мэйэрана: стремительный бронзовый силуэт, из тех, что в конце года вручают за выдающиеся достижения лучшим ученицам. Прошло более полувека с тех пор, как Вита возложила такую же на алтарь рода Валериев. Вряд ли порядки в храмовой школе сильно изменились. Скорее всего, девочка привезла свой трофей на каникулах. Учитывая, что сейчас у нас снова середина учебного цикла…

Вита подняла на воске лист «Выжившие», внесла в него имя Руфины Маджоры. Предположительное местонахождение: школа при храме, что над водопадами Мэй. В момент вспышки находилась вне области заражения. Пометка: направить в школу официальное извещение.

К делу.

Вита отвела с потолка навес, открывая тела косым лучам солнца. Выложила на стол набор скальпелей, восковую табличку, стилос. Предполагаемое время смерти… Вскрытие проводила… Нарывы на теле почернели, при пальпации ощущаются твердыми, инородными телами. Ороговение кожных покровов в областях поражения, ткани с трудом поддаются разрезу. Состояние внутренних органов…

Час спустя Вита оставила за спиной три завернутых в полотно детских тела и полудюжину слуг, чьи останки обнаружились в боковой комнате. Проход в хозяйские покои закрывала настоящая деревянная дверь. Створка легко подалась под нажимом, скользнула в сторону. Вита вошла в просторную спальню.

Все те же тщательно занавешенные окна. Светобоязнь как возможный симптом? Медик сдернула на пол покрывало, открывая путь рассеянному вечернему свету.

Здесь было отнюдь не так чисто, как в остальном доме. Опрокинутая амфора, осколки глиняных чашек, скомканные полотенца. Широкая кровать. Запах.

Вита подошла к ложу. Чтобы узнать хозяина дома, не нужно было приглядываться к кольцу на распухшем пальце. Тронутые сединой огненно-рыжие волосы не могли принадлежать никому, кроме отца семейства.

При жизни Тит Руфин был массивен, широкоплеч и высок. Впечатление силы не оставило его даже сейчас. Мужчина обнимал завернутую в белое полотно женскую фигуру. Жест был одновременно защищающим и безмерно усталым.

Вита нахмурилась. Отодвинула ткань, осматривая кожные покровы. Приподняла веко. Матрона Руфина была мертва уже достаточно давно. Но вот отец семейства сделал последний вздох не более суток назад. Этот человек погибал, когда медицинская когорта уже входила в зону карантина.

И, если она еще не совсем ослепла, болезнь хозяина дома протекала нетипично. Вита коснулась шеи, обтянутыми кау-пленкой пальцами надавила на область под подбородком. Отвердение кожных покровов. Скорее напоминает наполовину сформировавшуюся… чешую?

Вот оно как!

Вита выпрямилась. В ладонь лег скальпель с ланитовым лезвием. Медик поднесла острие к кожным покровам… и поняла, что пальцы, сжимающие нож, весьма ощутимо дрожат.

Недопустимо.

С момента, когда стало окончательно ясно, сколь силен в ней дар исцеления, жизнь Валерии Миноры была скована рамками жесточайшего кода. Мантра, повторяемая наставницами школы Мэй: будь спокойна, будь ровна, будь уверена. Посреди выходящих из-под любого контроля эмоций пациентов и страха их родичей ты должна быть недвижимой опорой. Целительница в слезах неуместна, как и целительница смеющаяся. И нет ничего более жалкого, ничего более бесполезного и в то же время разрушительного, нежели целительница испуганная.