Испытай меня

— Да, в очень счастливой, — задумчиво ответила Джейн. — Правда, у меня пятеро старших братьев, так что мучили меня нещадно. Но я всегда знала, что они готовы ради меня на все, и мама с папой всех нас любят. Нам было очень весело вместе — всем восьмерым.

— Это прекрасно, так и должно быть. — Фернан невесело улыбнулся, мыслями он снова блуждал где-то далеко. — А вот я был единственным ребенком. Мать родила меня ровно через год после того, как вышла замуж, и, к счастью, я оказался тем самым наследником, которого хотел отец. Я сказал «к счастью», потому что, если бы родилась девочка, она вела бы еще более безрадостное существование, чем я. А этого не пожелаешь ни одному ребенку. Мой отец воспринимал мир как собственную империю. Он жил ради того, чтобы иметь власть и делать деньги, все остальное не имело для него значения. Он был самым бездушным человеком из всех, кого я знал! Я видел, как он ломал людей — физически и морально, — получая от этого удовольствие…

— Но твоя мать… Наверное, ей это не нравилось? — тихо спросила Джейн, пытаясь скрыть охвативший ее страх.

— Моя мать была женщиной светской до мозга костей, — ответил Фернан. — Она жила, чтобы развлекаться и быть развлекаемой. Я много раз слышал, как она говорила, что, если бы забеременела еще раз, то покончила бы с собой. И она не шутила! Мать всегда отвечала за свои слова…

Его красивые темные глаза остановились на лице Джейн. Очевидно, он заметил ее потрясение и грустно улыбнулся:

— Ты не можешь поверить, что женщина способна так говорить? О, уверяю тебя, что не лгу. Не то, чтобы ей было особенно трудно в период беременности, просто она не хотела, чтобы, пусть даже временно, ее прекрасная фигура превращалась в расплывшуюся и неуклюжую. Поэтому неудивительно, что она была благодарна Господу за то, что родился наследник и, таким образом, ее долг был выполнен.

— Но… когда ты появился на свет, неужели в ней не проснулись материнские чувства? — неуверенно спросила Джейн. — Тем более что она хотела мальчика…

— Я был передан няньке в тот же день, когда мать вышла из больницы. И на этом ее заботы закончились. Отец еще посещал детскую время от времени, чтобы проверить мои успехи и внести коррективы в воспитание, если я не достигал значительного прогресса. А мать… Я вообще не помню, чтобы она заходила в комнату. Обычно меня водили к ней…

Фернан посмотрел на расстроенное лицо Джейн и улыбнулся. Улыбка на этот раз была настоящей — она растопила лед в его глазах.

— Все в порядке, Джейн, я это давно пережил. Не думай, что мое детство представляло собой сплошную трагедию. У меня была чудесная няня, и я рос вполне счастливым ребенком, пока она не вышла замуж и не уехала, когда мне исполнилось девять лет. Тогда меня отправили в интернат, но я приезжал домой на каникулы и в один из таких приездов познакомился с Пьером. Наши родители были одного круга, хотя я никогда не мог понять, что общего было у доброй, терпеливой Жильберты с моей матерью. И как-то само собой получилось, что я почти все время стал проводить в Ле-Пюи…

Джейн поразил его рассказ. Было очень трудно представить себе Фернана маленьким мальчиком, к которому родители относились как к дорогой машине, как к выгодному вложению капитала. Она знала семьи, в которых дети обязаны были отражать благополучие родителей и потому всегда выглядеть наилучшим образом. Но это неизбежно сказывалось на их самооценке. А у Фернана с самооценкой, кажется, все было в порядке…

И все-таки он открылся ей с совсем новой стороны. Джейн с трудом сдержала подступившие слезы, зная, что ему это не понравится, и попыталась сказать как можно спокойнее:

— Теперь я понимаю, почему вы с Пьером так близки.

— Он был и остается моим братом, которого у меня никогда не было, — просто ответил Фернан. — Благодаря его матери я узнал, что такое материнская любовь, а его отец всегда находил время выслушать меня, поговорить со мной. Так что у меня все-таки была семья.

— Ты ничего не сказал об Иветт, — не удержавшись, заметила Джейн: это имя постоянно вертелось у нее на языке.

— И еще была Иветт, — спокойно произнес Фернан, но лицо его стало знакомо непроницаемым.

— Наверное, ваши родители всегда считали, что ты женишься на ней? — спросила Джейн с болью в душе. — Ведь обычно так и бывает, когда две семьи настолько близки.

— Во всяком случае, никто не удивился, когда мы объявили о нашей помолвке.

— Жалко, что у вас оказалось так мало времени. — Джейн казалось, что ее сердце вот-вот разорвется на части. — Это было большое горе для всех близких — не только для тебя, но и для Пьера и Поля.

— А ты знаешь, что она была удочерена? — неожиданно спросил Фернан. — Жильберта одно время считала, что после Пьера у нее больше не может быть детей. А для такой женщины это всегда трагедия.

— Да, кажется, Нора говорила мне как-то об этом, — ответила Джейн.

— А это значило, что в ее жилах не было ни капли крови Соважей, — жестко произнес он. — Ни капли!