Испытай себя

Я взглянул вниз, туда, куда был направлен бинокль, однако кроме трех лошадей очередного заезда — двух впереди и одной сзади — ничего не заметил; только когда они приблизились почти вплотную, мне стала ясна озабоченность Тремьена: лошадь, идущая последней, была без всадника.

Лошади проскакали и начали переходить на шаг.

— Дерьмо, — в сердцах ругнулся Тремьен.

— Сбросила наездника? — будничным голосом спросил я.

— Без сомнения, — пробасил Тремьен, не расставаясь со своей оптикой и вглядываясь в даль. — Но это не моя лошадь.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, — громыхал Тремьен, — что это не моя лошадь. Вы только взгляните. У меня нет таких попон. К тому же лошадь без седла и уздечки. Разве вы не видите?

Я взглянул, причем взглянул с учетом его слов, и только тогда все разглядел. У лошадей Тремьена были попоны желтовато-коричневого цвета с красными и голубыми горизонтальными полосами, и сшиты они были так, чтобы, укрывая бока и круп, оставлять ноги свободными. Попона же на этой лошади была темно-серой, не такой плотной и застегивалась у шеи и под брюхом.

— Вам может показаться, что я не в своем уме, — заметил я, — но не исключена возможность, что именно эту потерявшуюся лошадь мы встретили на дороге, когда произошла авария. Конечно, видел я ее лишь мельком, но выглядит она очень похоже. Темной масти, да и попона примерно такая же.

— Почти всех скаковых лошадей ночью в зимнее время укрывают примерно одинаковыми попонами. Впрочем, я не отрицаю, что вы правы. Скоро все выяснится. Минуточку.

Он вновь уткнулся в бинокль, поскольку появилась пара лошадей из нового заезда, спокойно прокомментировал бег и только затем вновь обратил свое внимание на коня без всадника.

— Это последний заезд, — сказал он, когда лошади миновали нашу «смотровую площадку». — А сейчас давайте разбираться, что к чему.

Он пошел вдоль тренировочной дорожки в направлении площадки для выгула. Я следовал за ним. Вскоре мы подошли к лошадям, медленно кружащимся по травянистому заснеженному полю. Благородные животные с валящим из ноздрей после быстрой скачки паром, со сверкающими шкурами великолепно смотрелись на фоне восходящего солнца. Ослепительное зрелище — мороз! солнце! движение! неукротимый порыв! — незабываемое утро.

Слева, также в украшении солнечных бликов, но как-то одиноко, перебирал стройными ногами наш незнакомец. Он был явно встревожен — врожденный инстинкт тянул его к своим собратьям, природа неудержимо звала в бешеный галоп.

Тремьен подошел к конюхам.

— Кто-нибудь знает, чья это лошадь?

Все дружно покачали головами.

— Возвращайтесь тогда домой. Ведите лошадей по всепогодной дорожке. Кроме нас ею сегодня никто не пользуется. Будьте осторожны, переходя шоссе.

Конюхи выстроили лошадей в линию — по порядку конюшен — и в утренней дымке вместе со своими подопечными исчезли из виду в конце дорожки.

— А вы возвращайтесь к трактору, хорошо? И не делайте резких движений. Не вспугните этого «парня», — попросил меня Тремьен, его глаза сфокусировались на потерявшейся лошади. — В кабине трактора вы найдете толстую гибкую веревку. Возьмите ее. Когда будете возвращаться, двигайтесь медленно и осторожно.

— Понял.

Тремьен быстро кивнул. Повернувшись, чтобы идти выполнять его просьбу, я заметил, как он достал из кармана несколько кубиков брикетированного корма и протянул их нашему новому знакомому.

— Давай, приятель. Не смущайся. Очень вкусно. Пойдем, ты, должно быть, голоден?.. — Он говорил ровным спокойным голосом, без тени принуждения, в интонациях слышались даже какие-то умасливающие нотки.

Я медленно отошел, взял из кабины веревку, а когда осторожно приблизился к насыпи — так, чтобы Тремьен мог меня увидеть, — заметил, как тот правой рукой скармливает лошади брикетированный корм, а левой — поглаживает гриву. Я остановился, затем медленно двинулся вперед. Лошадь вздрогнула, повернув морду в мою сторону; испуг, подобно электрическому току, явно вызвал у животного какое-то внутреннее напряжение. Незаметным движением я сложил веревку так, чтобы получилась большая петля, завязал ее бегущим узлом и вновь медленно пошел вперед. Чтобы опять не испугать животное, я не стал затягивать петлю, а так и шел, держа веревку за узел.

Тремьен наблюдал за моими манипуляциями, не переставая что-то нашептывать и скармливать лошади корм — кубик за кубиком. Я осторожно, подавляя в себе малейший намек на волнение или сомнение, приблизился и замер в двух шагах от лошади.

— Хороший, хороший, не бойся, — шептал на ухо лошади Тремьен.

Так же шепотом он обратился ко мне:

— Если можете накинуть ему петлю на шею, то не стесняйтесь.

Я сделал последние два шага, приблизившись вплотную, и, не останавливаясь, прошел мимо лошади с обратной от Тремьена стороны. Одновременно мне удалось пронести веревку так, что петля, как бы сама собой, оказалась на шее животного. Тремьен, держа очередной кубик корма, поманил лошадь на себя, я же в этот момент не очень сильно, но прочно захлестнул петлю.