Испытай всякое

– Выслушайте меня, – сказал Селлерс, – какой мне смысл темнить? Я не придирался к этому парню, просто мне показалось, что он пьян. Иначе ничем не объяснишь то, что он здесь наплел. Я приказал, чтобы его поместили в вытрезвитель с намерением перевести его в другое место или даже выпустить совсем, как только найдем кого-нибудь, кто бы мог освидетельствовать его состояние и подтвердить, что это вполне безопасно как для него самого, так и для окружающих.

– И конечно, забыли об этом? – спросил Кесил.

– Не то чтобы забыл, в полном смысле этого слова, но голова у меня была забита до такой степени – дьявольщина! Я ведь расследую дело об убийстве, работаю сутками напролет, выкраивая жалкие минуты для сна, да и то урывками. Разве здесь все упомнишь!

Я обратился к Кесилу:

– Но тем не менее он не забыл дать указание оставить меня в камере, когда остальных выводили к судье. С его слов мне сообщили, что я все еще достаточно пьян, чтобы предстать перед судом, и что меня следует оставить в вытрезвителе минимум на сутки.

– Это не по моему адресу – претензии подобного рода следует предъявлять старшему надзирателю, – поспешил отмежеваться Селлерс. – С моей стороны никаких указаний не было, если не считать распоряжения – держать тебя там, пока не протрезвишься. – Повернувшись ко мне, Селлерс спросил: – Зачем ты опять лезешь в бутылку, Дональд? Я ведь помогал тебе прежде и готов делать это и сейчас, всякий раз, как только смогу.

– С чего бы это вдруг – такая готовность подружиться во что бы то ни стало?

Берта Кул указала на несколько листков бумаги на столе Селлерса.

– Да с того, что Элайн Пайсли полностью призналась во всем. По ее словам, она была отправлена к нам в офис Карлотой Шелтон затем, чтобы раздобыть один из наших фирменных бланков, оторвать от него верхнюю часть с заголовком, да так, чтобы линия отрыва сразу бросалась в глаза, бросить ее в ящик твоего стола, а оставшуюся часть бланка передать ей.

Элайн пришла к нам и вертелась возле твоего кабинета, пока не улучила момент выполнить поручение. Она передала обрывок бланка Карлоте. Когда она его вручала, на нем ничего не было. Это уже потом сама Карлота наклеила на бланк слова, вырезанные из газет и журналов. Элайн Пайсли об этом ничего не знала.

– А что же говорит Карлота? – спросил я.

– Карлота Шелтон и Гарден Монрой вроде как в бегах, – ответил Кесил. – Их нигде не могут найти.

– От нас никуда не денутся, – пообещал Селлерс.

– Хватит о них! – заявил Кесил. – Речь сейчас идет о вас, мистер Лэм. Существуют отделы по контролю за соблюдением гражданских прав, которые занимаются сбором информации о жестоком обращении полиции с гражданами. Если вас бросили в вытрезвитель только для того, чтобы принудить говорить, то этого окажется достаточно, чтобы заставить Селлерса вернуться к тому, с чего начинал – топать сапогами по участку простым патрульным.

– Ну, не рвите на груди манишку, – ответил Селлерс адвокату. – Я знаю Берту и знаю Дональда Лэма как облупленных. Они не станут портить жизнь бедному полицейскому. Им ли не знать, что раз на раз не приходится, и порой бывает, что и перегнешь палку. Дело не во мне. Окажись другой на моем месте, он повел бы себя так же. Надеюсь, я вас убедил?

На это Кесил ответил:

– Мы, возможно, возбудим гражданский иск о возмещении причиненного ущерба на сто пятьдесят тысяч долларов и потребуем проведения расследования специальной комиссией.

Селлерс взглянул на Берту.

– Послушай, Берта. Ведь мы всегда были друзьями.

– Были, – сказала Берта, – но в последнее время от твоей дружбы не знаешь – то ли смеяться, то ли выть на луну.

– А ты что, забыла, что в нашем городе ни одно частное детективное агентство и дня не продержится, если наступит полиции на мозоль.

– Запомните это заявление, – сказал Кесил. – Я рассматриваю его как угрозу, как попытку заставить вас поступиться своими гражданскими правами в угоду его необоснованным амбициям.

– Это вовсе не угроза, – спохватился Селлерс, – а просто констатация факта.

– Разве признание Элайн Пайсли не говорит о том, что мы добились того, чего не удалось добиться полиции? – спросил я у Берты Кул.

– Оно, скорей всего, не стоит и бумаги, на которой написано, – ответил за нее Селлерс. – Ее, возможно, принудили под нажимом и угрозами.

– Каким же образом могла я оказать на нее давление или принудить ее к этому? – возразила Берта. – Я, какой-то частный детектив?

– Не было никакого ни давления, ни принуждения, – вмешался Кесил. – В моем распоряжении имеется подлинное признание, подписанное Элайн Пайсли и заверенное нотариусом в восемь часов сегодня утром. Я специально уточнил у нее насчет того, было ли ее признание добровольным или появилось на свет в результате угроз или обещания выплатить вознаграждение. Моя секретарша была свидетелем и застенографировала мою беседу с Элайн Пайсли.

На это Селлерс угрюмо возразил:

– Конечно, такое признание позволяет Лэму предпринять ответные действия в отношении Карлоты Шелтон, но оно не имеет никакого значения для полиции. Нет никакого состава преступления в краже пустого бланка.