Испытание

Сварщик в ответ зло поблескивал глазом. Ему пришлось немало покорпеть, чтоб вытащить из железного плена детину, вымахавшего в метр восемьдесят три сантиметра…

Потом пришло время «скорой» продемонстрировать свою прыть. Санитар упорно повторял в рацию:

— Приготовиться к операции. Велика потеря крови. Пострадавший в шоковом состоянии… Авария. Человек спас малышек, а сам, наверное, не выкарабкается…

Майрама доставили в больницу. Хирург проводил занятия со студентами, когда ему по рации сообщили, что надо готовиться оперировать героя… Героя… Так и сказали: «Героя, ценой, возможно, своей жизни спасшего малышей». Хирург мыл руки, а вокруг таксиста столпился медперсонал. На отсвечивающих белизной простынях четко вырисовывались загорелые ноги, могучий бюст и широкая шея героя. Огромными пятнами щедро расплывалась по простыне кровь…

Глаза хирурга — маленького, худенького старичка поблескивали из-за огромных очков… Вытянув руки в резиновых перчатках перед собой, он приблизился к операционному столу. С Майрама откинули простыню. И он бесстыдно представил всю свою наготу студенткам, чьи лица были спрятаны под марлевыми повязками так, что, приди в себя, Майрам бы все равно потом не узнал их при встрече на улице (хотя он и теперь, когда видит устремленный на себя насмешливый взгляд девушки, вздрагивает: она не из числа ли тех, кто видел его во всем блеске?)

— Приступим, — сказал хирург. — Надо бороться — и одной из вас может повезти, милые барышни! — Он обратился к высокой девушке: — Будешь ассистировать ты! Ты у нас будущий великий хирург. И не трусь, — шутливо добавил: — Помни: наградой служит Аполлон!

С легкой руки шофера самосвала, имя которого Майрам так и не узнал, и этого чудака-профессора, которому он. обязан жизнью, таксист стал в мгновенье ока самым популярным пациентом в больнице. И не только в больнице. Весь город заговорил о нем. Радио, газеты, даже телевидение поведали о его благородном поступке. Как будто у него был выбор. В самом деле, кто бы сбил ребенка?..

Слава Майрама только расходилась по городу, он еще лежал на операционном столе, а в коридоре больницы уже появились мать, Сослан и Тамуська. Их так и тянуло к операционной. Мать и Тамуська были в состоянии обморока. Сослан же был тверд и выдержан. То, что люди действовали, принимали меры к спасению брата, успокаивало его.

Николай Николаевич подошел к матери и сказал:

— Не волнуйтесь — оперирует сам Жутов. Он не таких воскрешал, — и показал на мужчину в свитере и джинсах: — Корреспондент. Героя узнает вся республика.

Корреспондент попросил у матери фотографию Майрама, и тут выяснилось, что у них нет приличных его фотографий, что Майрам их всегда кому-нибудь дарил… При этих словах Тамуська покраснела, вспомнив женщину в туфлях с огромными бляшками…

Из операционной Майрам попал в реанимацию, и лишь на третьи сутки его рискнули перевести в палату. В ней помимо таксиста было еще трое больных. Считалось, что все они уже на пороге выздоровления. А Майрам пребывал между тем и этим мирами. Лежал, весь перебинтованный. Нош и левая рука были привязаны к крюкам, свисавшим с потолка, и на них навешены тяжести.

Через час после того, как он был водворен в палату, скрипнула дверь. Больные оглянулись и увидели красивую девушку в накинутом халатике, которая приблизилась к кровати Майрама на цыпочках, склонилась и напряженно прислушалась к его тяжелому дыханию. Она присела к кровати и, не отпуская его руки из своих ладоней, замерла на добрый час. Больной, читавший книгу, бросил своим товарищам по палате многозначительный взгляд. Тот, что слушал радио в наушники, завистливо кивнул на девушку и в знак восхищения поднял большой палец…

Другой, подойди к нему такая девушка да возьми в свои ладони руку, поднялся бы из гроба, а Майрам никак не мог возвратиться на этот свет…