Испытание

— Конечно! — широко заулыбался довольный таким исходом стычки Тимур.

— Отставить! — оборвал его Коков.

Тимур недоуменно переглянулся с Солтаном: никогда не было, чтоб они отказались от добровольных помощников, наоборот, сами обращались к населению оказывать содействие в поимке бандитов. И Мурат обидчиво прищурил глаз. Коков положил ему на плечо ладонь, мягко сказал:

— Не имею права подставлять тебя под пули бандитов. Тебя уже и так один раз похоронили. Дай народу узнать и увидеть тебя.

— Меня не стыдишься, пощади уши моего племянника, — кивнув на Хаджумара, поморщился Мурат. — Что он скажет, если я дома останусь? Кому нужны мои винтовка и шашка с дарственными надписями, если Мурат у домашнего очага отсиживается, когда другие гоняются за бандитами?! Нет, не таким: родила меня мать.

В дороге Коков продолжал расспрашивать Мурата. Тот отнекивался:

— Не помню…

— Надо, надо все помнить! — возразил Коков. — Все яростные атаки и жаркие бои в обороне — зимой и летом, в горах и на равнине, в лесах и на болотах, в жару и холод… Разве можно забыть, как по тебе строчили пулеметы, как рядом взрывались снаряды, взметая землю и снег, сверкали шашки, храпели кони, кричали и стонали люди?.. Нет, человеку, испытавшему это, суждено и жить и дышать им до самой смерти, — он вновь оживился: — Помню, как много в письме рассказывалось о твоих подвигах в тылу белых. И это забыл?

— Нет, не забыл, — усмехнулся Мурат. — Когда англичане и Колчак пошли на соединение друг с другом, я сам попросил, чтоб мой отряд был маленькой собачкой.

— Собачкой? — удивился Коков.

— На медведя никогда не охотился? Одному на него нельзя — он тебя разорвет. С собачкой надо идти. С умной. Ты идешь на медведя — он на тебя идет. Держи кинжал и жди. Медведь к тебе подошел, лапы поднял… И тут собачка — маленькая такая, едва видна — цап его за это место! Медведь о тебе забыл, назад оглядывается. А ты скорее шагни вперед и коли его!..

— Здорово! — засмеялся Тимур.

— А за что тебя трибунал судил? — вспомнил Коков. Мурат поежился, кисло улыбнулся:

— Своевольничал я, хотел сразу всех людей счастьем одарить… — и умолк, ушел в себя; ему от одного упоминания о давнем происшествии стало не по себе…

…Пожилой, недоверчиво косившийся на их винтовки горец заявил, что не встречал ни трех вооруженных людей, ни отряд милиционеров.

— Ты или слепой, или живешь не в этом ауле, — кивнув на раскинувшиеся вдоль крутого берега сакли, нахмурился Коков.

— Здесь я родился, — здесь и умру, — возразил горец. — И на глаза никогда не жаловался.

Коков неожиданно зло и длинно выругался. У крестьянина то ли от страха, то ли от обиды задрожали руки. Чтоб не выдать свое смятение, он торопливо засунул руку за пояс, жалобно произнес:

— Разве вина человека, если он не видит того, чего не было? Зачем ругаться? Или думаешь, вру?

— Верю, верю тебе, — успокоил его Коков, — а ругань моя не в твой адрес. Предназначена тому, кто по десять раз в день меняет свои намерения.

Солтан прыснул в рукав.

— Видишь, и он смеется над тем же человеком, — усмехнулся Коков. — Ну и командиром наградило нас начальство! Из себя он видный, да дела нет. Договорились же ясно и четко, что всем отрядом окружаем лесок на этом, северном склоне горы, а встречу назначили у твоего аула, земляк. А где отряд?

— Может, еще придет, — высказал надежду Тимур.

— Жди! — чертыхался Коков. — Произошло то, что всегда случается с нашим «драгуном»: кто-то по пути сюда что-то ему нашептал, показал другой ориентир, — он и свернул в сторону, — глянув на молчаливо слушавшего его Мурата, Коков резко повернулся к нему на седле. — Он однажды ночью заставил нас окружить Унал, а утром стал обшаривать двор за двором, уверяя, что у него верные сведения и преступники на ночь остановились в ауле. И смех и грех: и бандитов не оказалось, и обыском обидели аульчан. Кое-кому из милиционеров понаставили синяков за то, что заглядывали не на ту половину хадзара. Вот так! — Поежившись, он приподнял воротник шинели, еще глубже втянул шею в плечи. — Апрель, а холод февральский… С неба сыпет не переставая дождь-не дождь, снег-не снег…

— Что же делать будем? — тоскливо спросил Солтан с напускной сонливостью в голосе, намекая на то, что следует дать отбой и спрятаться где-нибудь под крышей.

Словно не уловив намека, Коков раздраженно дернул плечом.

— А что станешь делать? Придется искать отряд.

— Мы ищем отряд или бандитов? — серьезно спросил Мурат.

В его вопросе слышался явный подвох. Не думает ли он, что им вчетвером под силу поиски троих вооруженных до зубов бандитов?

— Лес вон какой, — показал на гору Коков, — его и полком: не охватишь. В стоге сена легче иголку найти…

— А зачем углубляться в лес? — пожал плечами Мурат. — Они же не век собрались сидеть в лесу? Когда-то выползут. Вот и следует устроить засаду там, откуда они выйдут…

— А кто нам укажет такое место? — невольно присвистнул Солтан.

— Верно, кто? — поддержал его Коков. — Они ведь дороги обходят, свои тропинки ткут.

— Они точно в этом лесу? — спросил Мурат.