— Я иду в двери, а они мне на окно показывают, — укоризненно сказал он Караеву. — Неужели не понимают, что краси вая одежда кривой бок не скроет? Поклоняющийся лжи и клятву переступит. У одного отца дети по ниве напрямик ходили, а сам он ее по кругу обходил…
Гул возмущенных голосов, угрозы и насмешливые реплики покрыли слова переводчика.
— Дьявол! — воскликнул Притл. — В конце концов это становится смешным: мы, представители высшей цивилизации, должны на слово верить дикарю! Может, он прикажет, чтобы мы судили его по законам гор?! Он находится в Америке и пусть подчиняется законам нашей страны. Заставьте его принять присягу! Силой!
Тонрад обратился к судье:
— Я бывал на Кавказе. Перед вами нелегкий орешек. Если он заупрямится, его с места не сдвинешь. Чего ему еще скрывать? Он сам отвел полицейских на место убийства…
Горец присягу не принял, но теперь все смотрели на него с явно выраженной неприязнью. Каждый ответ его на вопрос судьи вызывал ропот у публики. Тонрад строил одну версию за другой, но Притл разбивал их без особого труда. Сказывалось и долгое отсутствие практики у Тонрада. Мисс Мэнфи стало жаль его. Большой мистер безжалостно напирал на то, что у горца не было особых причин к применению оружия, но разве остановить дикаря, который живет чувствами, а не разумом? Тонрад же старался доказать, что обвинение исходит из внешних фактов, основанных на признании подсудимого, но старается обойти вопрос, что его вынудило стрелять.
— В чем собственна вам хочется убедить суд и публику? — риторически вопрошал Притл. — Что на скамье подсудимых дол жен находиться другой? Но кто этот другой? И почему он дол жен занять место человека, который сам признался, что он убийца?!
Тайна была, в этом Тонрад не сомневался. Но как узнать ее? Как заставить заговорить несчастную девушку, лишившуюся отца, а теперь еще и терявшую возлюбленного? Тонрад поискал глазами Герту. Вся в черном, она сидела на первой скамье, отрешенная, ни на кого не глядя. Голос Притла гремел над залом:
— Вы только представьте себе картину гибели порядочных людей. Осень. Поле. Честные труженики убирают урожай. Радуются солнцу. Плодам своего труда. И не подозревают, что к ним подкрадывается смерть. Каждый обыватель должен видеть перед собой грозную машину правосудия, которая любого, бросившего вызов, сотрет в порошок. Она грозна, и никто и ничто не спасет преступника. Только так мы обуздаем страсти. Только так сможем держать в страхе перед законом всех и каждого!..
На что еще надеялся Тонрад? Не пора ли ему свернуть свой флаг и молча ждать, что скажут присяжные? И почему так спокоен горец? — глядя на него, спрашивал себя Тонрад и сам же отвечал: «Потому что он считает себя правым. Наша истина для него — не истина. У него есть своя. Наша не желает понять его истины, и она несет смерть этому открытому как… совесть горцу. Все его мысли просты и понятны. Столкнувшись с обидчиками, он сразился с ними грудь в грудь. И победил. Победил, чтоб умереть. Он пролил кровь и отправился в полицейский участок, сказав там: судите — я убийца. Это как легенда о далеком прошлом человечества. Но мир уже не тот. Появились другие законы. И они отнимут у горца его жизнь. Если я не узнаю, отчего они поссорились. Если эта девушка не заговорит. Если мы оба не поспешим…»
В перерыве Тонрад попытался вызвать на откровенность Герту. Подсев к ней, он стал ей внушать:
— Есть святые обязанности, мисс Уицикер. У каждого человека. — Конечно, его немецкий мог быть и получше и произношение правильнее, но он позволяет дать ей понять, что наступил решающий момент: — У вас большое горе, мисс Уицикер. Но вы единственный свидетель того, что произошло на ферме. И вы не имеете права молчать. Вы обязаны заговорить. Если не вы, то кто же раскроет тайну печального происшествия? Бог? Но он далеко. И я подозреваю, что он немой. Только громы и молнии пускает! И я не научился еще читать мысли бога на расстоянии. Мисс Унцикер, что сделать, чтоб вы заговорили? У вас есть причина молчать? Вы меня слушаете? — она даже не взглянула на него, как будто его и не было и это вывело Тонрада из себя: — Да вам все равно, одной смертью больше будет или меньше! Вы жестоки! Знайте же, молчание несет смерть вашему любимому! Говорите же!
— К вам прислушиваются, — шепнула предупреждающе мисс Мэнфи и взяла под руку Тонрада. Она повела его, взбешенного и ходом процесса, и молчанием единственной свидетельницы, к бару, заказала коньяк. — Эрнст, и мне жаль этого затравленного тигренка, но надо держать себя в руках…
— Он не похож па затравленного! — вскипел Тонрад. — Его все травят, а он спокоен, потому что он чище и благороднее многих из тех, кто сидит в зале и за столом правосудия!
— Он убийца, — тихо напомнила ему Мэнфи.
— А в зале разве мало убийц? — закричал Тонрад. — Только и разница — сами они на курок не нажимают. Но стреляют без промаха. Посмотрите на типа за тем столом…
— Тише! — ахнула она. — Это мистер Вотрок, банкир!