Испытание

— Постойте. Эй! Я к вам обращаюсь! Стойте!

Мужчина остановился, но так и остался стоять спиной. Саша догнала его, обошла, он низко опустил голову, явно не желая с ней встречаться глазами. Но от волнения рука потянулась волосы поправить. Волосы были наполовину седые, но это были его волосы.

— Сеня… — прошептала Саша и задохнулась.

Он поднял-таки на нее глаза, какие чувства в них были, Господи… И страх, и неверие, и надежда сумасшедшая… Так смотрит умирающий с голоду бродячий пес, в надеже вымолить кусочек хлеба, или тот, кто страшно виноват перед нами, в надежде вымолить прощение.

Больше она не колебалась, схватила его за руку и потащила за собой. Надо было где-то сесть и поговорить. Что это, как… что случилось, и вообще… В квартале оттуда была заброшенная стройка, туда и нырнула Саша через дыру в заборе, таща за собой мужчину, который и не думал сопротивляться.

— Сеня…

— Я…

— Ты… А как же…

— А, ты про мои похороны?

Саша кивнула, от избытка чувств слова не шли. Но в глазах горело множество вопросов.

— Ну… При желании… Ты же знаешь. Можно стать мертвым.

— А как же авария? Самоубийство?

Он потупился и качнул головой, словно отрицая, но ответ был утвердительный:

— Да, все было. Только не умер я. Ты уж прости… Такой урод я…

И тут прорвало Сашку. Она кинулась ему на шею и, заливаясь слезами, заорала прерывающимся голосом:

— Урод! Урод! Я думала… сначала думала… что с катушек съехала… А потом!

— Прости…

— Молчи! А когда узнала, что ты умер… Я… Урод ты!

— Прости, что не умер…

— Заткнись! Урод! Господи… Живой… Слава Богу… Живой! Сенечка, Сеня…

Она колотила его кулачками в грудь и рыдала, у него и самого текли слезы. Но это было так хорошо… Так хорошо…

Вдруг Саша опомнилась, мгновенно вытерла слезы и заторопилась:

— Пошли ко мне, пошли скорее. Ты же, наверное, есть хочешь… Ты же… Тебе же отдохнуть надо, присесть. Ты хромаешь… Пошли!

И он пошел. Он куда угодно пошел бы вслед за ней. И если бы прогнала и не захотела видеть, тоже бы пошел. Но сейчас он шел за ней, и чувствовал, что начинает заново жить. А в сердце билась безумнаянадежда.

Глава 38

Саша жила одна в квартире родителей. От тетки, Лидии Ивановны ушла под предлогом того, что дипломная работа много места требует, беспорядок, а трогать и выбрасывать ничего нельзя, мысля уйдет. На самом деле, хотелось побыть одной, никого не видеть, и никого не пугать своим мрачным видом. Вот сюда она Сеню и притащила.

Он стеснялся, боялся лишний раз шевельнуться, все еще не мог поверить. А Сашка от смущения и замешательства трещала, как заведенная. Все еду на стол вытаскивала, кидалась готовить три блюда одновременно, вертелась как юла. А он осмелился рукой ее коснуться, и вдруг все замерло, а время остановилось.

И мир исчез. А как они оказались в объятиях друг друга, они и сами не поняли. Просто все, наконец, встало на свои места. И теперь это уже был их мир, в котором они могли быть вместе.

* * *

Нельзя открыть дверь в прошлое, даже если ты знаешь, где она. Прошлое на то и прошлое, что оно прошло. Но ведь есть будущее, и в будущем будет новая дверь, главное знать, куда тебе нужно попасть.

* * *

А потом они лежали обнявшись. И он стал рассказывать ей, все рассказывать.

— Так тебя теперь зовут Максим?

— Ага.

— А знаешь, мне нравится.

Он промычал что-то нечленораздельное и, покрывая ее поцелуями, стал стаскивать с нее водолазку. Они же и раздеться-то не успели, надо бы исправить упущение, увидеть ее. Так соскучился… глоток воздуха… И тут взгляд наткнулся на татуировку под левой грудью. Номер 44. Он застыл, как громом пораженный, а потом со стоном прижался лицом к маленьким синим циферкам на ее молочной коже, и затрясся от невольного душевного смятения. И сами собой слова сказались, словно вода через плотину прорвалась:

— Сашенька, выходи за меня… Ты прости, прости… Я теперь калеченный и бедный, но может… Сашенька… Я так люблю тебя…

А она прижала его голову к себе крепко-крепко и закивала, не в силах слово вымолвить. Не слыша ее ответа, он вскинул голову, взглянуть ей в глаза, и как увидел в них согласие, так забормотал, срываясь:

— Я знаю, я больной на всю голову, Сашенька, я урод моральный, и совесть меня за это всю жизнь мучить будет, и в шрамах весь, и хромой вот… Но я… я горы сверну, лишь бы ты со мной была. Саша…

— А я та дура чокнутая, которая морального урода больше жизни любит, — она улыбалась сквозь слезы.

* * *

Вот оно счастье человеческое. Оказывается все просто. Если существуют в мире хромые ноги, то специально для них существуют костыли. И ведь как логично все, что счастливы они могут быть, только если найдут друг друга.

* * *

Когда на следующий день Саша предъявила Макса (Сеню) тетке Лидии Ивановне, да еще заявила, что они идут подавать заявление в ЗАГС, та так и села с открытым ртом от удивления. Зато дядя Слава среагировал очень адекватно, сказав:

— Будьте счастливы, дети.

— Да погоди ты, Слава, куда будьте счастливы? Мы ж его в первый раз видим! Слава! Он же старый, хромой! В шрамах весь! Слава! А вдруг он зек?