Испытание

Неопытный человек, попадая в кабину пилота, неизбежно обалдевает от дикого количества тумблеров, циферблатов, стрелок, шкал. Александр Иванович обалдел, и его в таком состоянии усадили в левое кресло и намертво пристегнули двумя ремнями.

В правом кресле уже сидел человек в шлеме.

— Следи за тем, что я буду делать, — послышалось в радиоухе у Трапезникова.

Пальцы летчика пробежали по десятку разных тумблеров и кнопок. Какая странная экскурсия, тускло, расслабленно думал Александр Иванович.

— Запомнил?

— Что? — прошептал «экскурсант», не уверенный, что его слышат.

— Повторяю, следи внимательно. Больше повторять не буду.

Нажимая на каждый тумблер, сосед давал насыщенный комментарий, десять слов в секунду. Александр Иванович и не пытался что-либо запомнить.

— Это штурвал, это…

Чушь какая-то, свирепая чушь.

— Ну что, парень, все понял? Справишься, если что?

— Отлично все понял, можешь считать меня летчиком-испытателем! — вкладывая в слова как можно больше яда, крикнул Александр Иванович.

— А тебя им уже и считают.

— Оч-чень хорошо.

— Все ребята, можете идти.

Конвоиры удалились, шурша плащами.

Пилот повел себя как обычный пилот из виденного Трапезниковым кинофильма. Проверил показания приборов, поговорил с диспетчером (и тот, и другой все время употребляли слово «добро»), что-то выжал, что-то продул, включил форсаж, а может, и не форсаж. Потом подвигал штурвал, и в неловких руках Трапезникова штурвал второго пилота шевельнулся как живой, напомнив некстати велосипедный руль.

Гудение двигателей стало слышнее. Когда дошло до твердого басовитого гудения, пилот произнес последнее «добро», и самолет начал разгоняться.

Навстречу повалило пространство с какой-то земной мелочью по бокам. Трапезникова трясло во всех смыслах. Тряска дошла до такой силы, что оставалось только разрыдаться.

И вдруг все кончилось.

Легкость и тишина.

Неприятный холодный пузырь внутри живота переместился к горлу.

Прямо по курсу рисовалось большое, витиевато клубящееся облако. Настолько могущественного вида, что могло показаться, что взлет произошел по его повелению.

От всего этого, от внезапной легкости, от ноющей ваты в ушах, от этого облака Трапезников громко всхлипнул.

— Отставить!

— Что?

— Принимай управление!

— Почему я?

— Потому что ты летчик-испытатель, а это опытная машина «СН-триста тридцать».

— Я не летчик-испытатель!!!

— Я тебе все показал. Приборная доска стандартная.

— Я не знаю никакого опытного образца и никакой доски. Я не летчик-испытатель!

— Твой сын считает, что летчик, и с этим ничего не поделаешь.

— Какой сын?

— Вася. Вася сын. Все, отпускаю штурвал.

— Нет!

— Самолетом уже управляешь ты.

— Ты не имеешь права!

— Все, я катапультируюсь.

— А я?!

— Можешь покружить немного и садись.

— Я же не умею. Я упаду и разобьюсь. Это убийство!

— Прощай, летчик, прощай, испытатель. Я сделал для тебя все что мог. Ты сам виноват.