Испытание

Я все равно решаю отправить сообщение Хадсону – лучше перебдеть, чем недобдеть, – но тут мне приходит сразу несколько сообщений. Я ожидаю, что это Хадсон спрашивает, все ли со мной в порядке, и удивляюсь, обнаружив, что в наш групповой чат написал Джексон. Он пишет, что родители Луки прибыли на несколько часов раньше, чем мы их ожидали, и тут я вдруг начинаю задыхаться. Я в очередной раз осознаю, что все это происходит на самом деле, что мы не сможем пробудиться от кошмара, как бы нам того ни хотелось.

Может, я не могу знать наверняка, что сейчас чувствуют родители Луки, но кое-что об их утрате мне известно, и мне становится физически плохо. Мне не по себе из-за того, что даже после всего, что произошло за последние семь месяцев, у меня такое чувство, будто я вернулась к тому, с чего начинала. С чего началась вся эта история.

Но речь тут вообще не обо мне, а о Луке и его родителях. И я никак им не помогу, если буду торчать здесь, балансируя на грани панической атаки. Мне надо взять себя в руки и выйти к ним – ради Луки, ради Джексона, ради Флинта.

С этой мыслью я направляюсь в главный холл Кэтмира и оказываюсь там в ту самую минуту, когда порог переступают мужчина и женщина. Их лица непроницаемы, но в глазах отражаются мука и неверие в то, что их сын действительно мертв. Джексон уже здесь, в вестибюле, а вместе с ним Мекай, Байрон, Рафаэль и Лайам. Это не удивляет меня – члены Ордена всегда обладали сверхъестественной способностью узнавать, когда они нужны и где в тот или иной момент находятся остальные.

Одна вещь меня все-таки удивляет – то, как хорошо выглядит Джексон. Для парня, который едва не умер двенадцать часов назад, вид у него на удивление цветущий, даже если принять во внимание то, что большинство сверхъестественных существ быстро поправляются. Темные круги под глазами, которые последние несколько недель неуклонно становились все заметнее, вдруг исчезли. Его кожа, болезненно серая в то время, когда он понемногу терял свою душу, вновь обрела здоровый цвет. А его тело, ставшее почти дистрофичным, за последние двадцать четыре часа как будто вновь обросло мышцами. Когда он пожимает руку сначала отцу Луки, а затем его матери, к моей печали примешивается облегчение, потому что впервые за очень долгое время мне начинает казаться, что с Джексоном все будет хорошо. А это для меня все.

– Простите меня, – говорит он. – Я не смог его защитить…

– Мы все не смогли, – перебивает его Мекай, и в его темно-карих глазах отражается скорбь. – Он был нашим братом, но мы не смогли его спасти. Прошу вас, простите нас.

Каждый из членов Ордена выходит вперед и выражает те же чувства, что и он. В ответ на каждое извинение родители Луки кивают, и, хотя на лице его матери видны следы слез, она не выказывает никаких эмоций, как и его отец. Не знаю, присуще это всем вампирам или только им, но от того, что они так хорошо владеют собой, все становится немного лучше… и немного хуже.

Они не говорят ничего такого, что показало бы, что они принимают извинения членов Ордена, но и не кричат на них. Вместо этого они просто смотрят на пятерых молодых вампиров печальным и вместе с тем оценивающим взглядом. Я не знаю, что именно они пытаются разглядеть, не знаю, нашли они это в их лицах или нет. Я знаю одно – их молчание заставляет меня нервничать, и меня охватывают те же опасения, которые высказывал на их счет Хадсон.

Хадсон входит в вестибюль в тот самый момент, когда Лайам заканчивает приносить соболезнования, и я чувствую, что он здесь, еще до того, как вижу его. Я поворачиваюсь к нему за секунду до того, как он обвивает рукой мою талию.

– С тобой все в порядке? – шепчет он, окидывая взглядом мою одежду, которую я сменила, и рюкзак, перекинутый через плечо.

– Да, настолько в порядке, насколько это вообще возможно, – отвечаю я, прижавшись к нему и повернувшись к родителям Луки.

– Где он? – наконец спрашивает отец Луки, и я осознаю, что после своего прибытия он заговорил впервые. Он так же высок и строен, каким при жизни был его сын. Теперь понятно, от кого Лука унаследовал свои рост и наружность, хотя вид у его отца изможденный и глаза запали.

– Мы положили его в одной из комнат для самостоятельных занятий, – отвечает Джексон, повернувшись, чтобы вести их туда.

– В комнате для самостоятельных занятий? – повторяет мать Луки, и в ее голосе звучит ужас.

Я ее понимаю, ведь кажется, что, положив ее сына в таком месте, мы отнеслись к его смерти без уважения.

Но в Кэтмире царит разгром, и очевидно, что выбор у Джексона был ограничен. К тому же это школа, а не правительственное здание. Так что вариантов у нас было бы немного, даже если бы Кэтмир был цел. К тому же весь персонал Кэтмира, за исключением Мэриз, похищен. Или того хуже.

Джексону все это известно, но он не оправдывается, хотя его плечи и горбятся при этих словах. И, на мой взгляд, это еще одно доказательство того, что он по-настоящему классный парень.