Испытание

Сиволоб сжал в кулак свою бороденку, подергал ее и гаркнул:

— Отвечай правильно и категорично: фамилие, имя, отчество?

— В Гладов… Отвезите меня в Гладов, — с трудом выговорил арестованный, прижимая руку к скуле.

— Ты кого учишь, красная зараза! — снова заорал Сиволоб. — Сам знаю, куда тебя везти. Я тебя на тот свет свезу!

— Господин староста, — сказал арестованный, — есть приказ немецкого командования: задержанных солдат и командиров Красной Армии гражданские власти должны немедленно доставлять в ближайшую немецкую комендатуру. Виновные в невыполнении этого приказа несут строжайшую ответственность по законам военного времени!

Сиволоб и полицай переглянулись.

— Тебе откуда известны немецкие приказы? — встревоженно спросил староста.

— Гражданским давать показания отказываюсь, говорить буду только с офицерами германской армии.

— Смотри, какой важный, — зловеще сказал полицай. — Надо еще разок проверить, крепок ли он на ноги! — он поплевал на ладонь и сжал кулак.

— Погодь, пан Гармаш, — остановил его староста. — Пан лесник и без нас неплохо отутюжил его. И ты его разок приголубил. Надо и для господ немцев работенку оставить.

— Больно хлипкий комиссаришко, — ухмыльнулся Гармаш. — На вид — бугай, а дал связать себя, словно телок…

— Втроем они, — сказал арестованный.

— Втроем? Откуда у лесника народ ночью взялся? — недоверчиво спросил староста. — Врешь ты! Ночевать по хатам посторонним настрого запрещено.

— Это, видать, его сыновья: двое парней!

— Ах, вот оно что! Смотри, что страх делает! В глазах задвоилось! Из одного мальчишки двое парней стало. Парень-то у Марченко один, да и тот малый — школьник…

— Два там, а не один!

— Буде врать-то! Неправдой жить — бога гневить! Уж я ли не знаю, кто под моим началом находится? Один у Марченко мальчишка, и лет ему в аккурат тринадцать… Мне, брат, все известно…

— Плохо знаешь, — дерзко возразил арестованный… — Два там мальчишки! Два! Точно заметил! — И добавил: — Вот и не знаешь, кто у лесника хоронится. Он там в лесу может целый полк спрятать…

— Цыц болтать! — крикнул Сиволоб. — Больно разговорчив! — Он повернулся к Гармашу: — Прикажи заложить лошадь. Сейчас придет Марченко, мы с ним и отвезем этого пролетариата в Гладов. Послушаем, какие он песни запоет у господина коменданта…

Тимофей Петрович и Сиволоб возвращались из Гла-дова. Они ехали на телеге; староста, понукая лошадь, не переставал болтать:

— Как он там заерзал, когда ты орден-то выложил и про Буденного сказал. А господин комендант как зыркнет на него, так он аж затрясся! В общем, все! Упокой, господи, душу раба твоего!

Болтовня старосты раздражала Тимофея Петровича. Он думал о предстоящей встрече с мальчиками.

— И как ты его скрутил? — не унимался Сиволоб. — Такой здоровенный комиссарище! У него от страха аж в глазах задвоилось. Все твердил, что тебе два пацана помогали. Я думал, ты хлипкий…

— Силой бог не обидел…

— Господь ведает, кому даровать силу…

На повороте Тимофей Петрович соскочил с телеги.

— Ты что? — удивился староста. — Поехали ко мне. Такое дело обмыть надо. Выпьем за упокой души красного пролетариата. У меня самогон — первач!

— Не могу. Всю ночь не спал из-за этого политрука. Пройдусь пешком до дома — и спать! Завтра зайду…

— Будь по-твоему! Почтенье!

Староста щелкнул кнутом, и лошаденка тяжело поскакала к деревне.

Тимофей Петрович шел медленно, стараясь оттянуть разговор с ребятами. Неподалеку от дома он остановился и устало провел ладонью по лицу. Было ясно, что попытка мальчиков освободить политрука — это начало борьбы, борьбы против него. "Чем кончится этот "бунт"? — спрашивал себя в смятенье Тимофей Петрович. — Что они выкинут завтра? Один необдуманный поступок — и они попадутся. А тогда — конец всем! И им, и ему! А тут еще — Владик! Как уберечь мальчика от немцев? Сколько можно прятать его в лесу? Придет осень, наступят холодные ночи…"

Так ничего и не придумав, он направился к дому.

Мальчики оказались в шалаше. После всех волнений, после бессонной ночи они спали непробудным сном.

Тимофей Петрович смотрел на спящих ребят задумчиво и печально. Но это продолжалось недолго. Тронув Владика за плечо, он сказал сердито:

— Вставай!

Тимофею Петровичу казалось, что ребята крепко спят, но едва он заговорил, как оба разом проснулись.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказал Тимофей Петрович, стараясь не смотреть на сына. — Ты помнишь, Юрась, наш недавний разговор?.. Помнишь, я предупреждал: если хоть одна душа узнает про Владика, ему придется уйти от нас. Помнишь?

— Помню…

— Владика видел этот… политрук… Значит, он больше не может у нас оставаться. Ты должен сейчас же отвести его в овраг. Оставишь его в малиннике и немедленно вернешься домой.

Тимофей Петрович видел, как побледнел Владик, как Юрась сжал кулаки.

— Почему? — Юрась задыхался. — Почему Владик не будет жить с нами? Где же он будет жить?

— Делайте то, что я говорю. Сейчас же! Владик, не смей уходить из оврага, жди меня там. Ступайте!

— Пойдем, Юрась. — У Владика был вид обреченного. — Я не останусь у вас, раз Тимофей Петрович не хочет… Ни за что не останусь!