Испытание чувств

На Келли было жалко смотреть – побледневшая, лицо распухло от слез. В конце концов, я решила, что Филу пора отправляться домой. Он жил теперь не в университетском городке, а каждое утро уезжал на работу. Пока ему здесь нечего было делать, да и поспать им обоим необходимо.

Мы медленно разобрали постели, занятые каждая своими мыслями. Была уже ночь, когда я вспомнила, что забыла позвонить Стюарту. Ситуация была такая, что позвонить стоило, но уже поздно, да он бы и сам позвонил, если бы очень волновался. Ладно, пусть еще одну ночку побудет в неведении, прежде чем я этими новостями разобью ему сердце.

Было не до сна, и остаток ночи я провела, прислушиваясь, как плачет, уткнувшись в подушку, Келли. Наконец наступило утро, и я выскользнула из-под одеяла, чтобы посмотреть в просачивающемся через окно сером свете на ее заплаканное лицо. Она выглядела такой уязвимой и спала, точно ребенок, так что я не решилась ее будить. Написала короткую записку, подоткнула одеяло, легонько погладив ее по щеке, и поехала домой.

Но в дом мне возвращаться не хотелось, по крайней мере, пока. Мне нужно было поговорить с кем-нибудь, и я подумала о маме. Как Келли в трудную минуту обратилась к своей маме, так и я – к своей. В золотистом сиянии майского утра я покинула университетский городок Новой Англии и по зеленым холмам поехала в центр штата Массачусетс, туда, где поют птицы и радуют своей красотой цветы, – туда, где был дом моего детства.

После долгих уговоров и колебаний мама решила оставить дом за собой. Он действительно был слишком велик для одного человека, и она понимала это, но не хотела покидать место, с которым связано столько воспоминаний.

«Подожду еще несколько месяцев», – сказала она и пригласила свою старшую овдовевшую сестру, тетю Софию, пожить здесь столько, сколько та пожелает. Тетя жила одна в городской квартире на другом конце штата и часто жаловалась на одиночество, так что мама без труда убедила ее сдать квартиру и переехать к ней. Тем самым удалось убить сразу нескольких зайцев: и сестра счастлива, и одинокими они не будут себя чувствовать в компании друг друга, и о маме стало кому заботиться. Словом, мама теперь спокойно могла при таких условиях, как она выразилась, «влачить свой век».

Это была парочка еще та: обе артачились и спорили до упора на смеси английского и итальянского, вместе готовили и убирали, делились воспоминаниями о мужьях. Почти все в доме у них было общее, но, что бы они там ни говорили, дом все же был велик для двух женщин.

За последнее время мы с мамой подружились. Не день и не два потребовалось мне, чтобы простить ей несчастья моей юности, реальные и воображаемые, но теперь мы обе выросли, что ли.

Приехав, я застала маму в саду – она пересаживала тюльпаны. Присев рядом с ней на траву, я как можно мягче рассказала ей новость:

– Келли беременна, мама, она бросает колледж.

Я ожидала истерики, но она посмотрела на меня спокойным и твердым взглядом.

– Это новость, – заявила она, – но на самом деле для меня – не сенсация.

– Что?

– Я все время боялась, что это произойдет, – продолжала она, – но я подумала, что это произойдет с тобой.

Я нашла это замечание странным и высказалась в этом духе.

– Видишь ли, я знала, что мне придется заплатить за свой грех, и самым ужасным наказанием мне казалось, если та же участь постигнет и тебя, но расплачиваться приходится Келли. Это я во всем виновата. – Она положила садовый совок и наклонилась ко мне. – Андреа, теперь, по прошествии времени, у меня есть что сказать тебе. Это признание, исповедь. Никто в целом мире, включая и твоего отца, не слышал это. Это тайна, которую я пронесла с собою почти через пятьдесят лет, но сейчас я поняла, что она не должна уйти со мной в могилу. Мне нужно поделиться ею, и я хочу, чтобы именно ты ее узнала. Мне давно надо было сказать тебе об этом.

И среди тюльпанов, когда мы сидели бок о бок, мама поведала мне такую историю:

– В сорок пятом году, перед концом войны, я без памяти влюбилась. Он жил здесь, в Оуквиле. Его отец был управляющим фабрики, а сам он слыл первым красавцем в округе. Мы начали встречаться во время войны, в марте сорок пятого были помолвлены и планировали сыграть свадьбу в следующем году. Мы надеялись, что война к тому времени кончится, но тут его призвали служить в Германию и Францию – в самое пекло, а я осталась наедине с горем. Его послали на трехмесячную подготовку в лагерь, что расположен в Северной Каролине, а перед отправкой на фронт на неделю отпустили домой. Мы не отходили друг от друга ни на минуту. Война уже почти кончилась, и мы знали это. Через несколько месяцев он должен был вернуться, и тогда мы бы в июне поженились, но мы так любили друг друга, что захотели провести вместе хотя бы ночь перед тем, как он уедет. И однажды, за два дня до разлуки, я сказала матери, что мы пойдем в кино, но солгала. Я убедила ее, что переночую у подруги, а вместо этого мы сняли комнату в отеле и… вообразили, что уже женаты…