Однажды днем, когда Келли была еще дома на рождественских каникулах, позвонил Ричард. Она ответила и подозвала меня, совершенно не проявляя интереса к тому, кто же это мог мне звонить. Но этот звонок был началом кошмара, и каждый раз, когда звонил телефон, я паниковала. Я жила в состоянии постоянной тревоги от одного телефонного звонка до другого, желая услышать его голос и боясь, что кто-то другой может снять трубку. Если он позвонит снова, Келли может запомнить его голос. Предположим, Брайан или Стюарт спросит, кто звонил. Что я скажу? Я попадусь.
– Не мог бы ты звонить мне на работу, Рич? Это намного проще для меня. Никто не обратит внимания, а если это и случится, то я представлю тебя как своего зятя или как-нибудь еще.
– Но я люблю удивлять тебя дома! Когда ты в офисе, ты не скажешь то, что мне нравится слушать, поэтому я и звоню тебе из машины. Я могу сказать то, что мне нравится, без секретарши, суетящейся с бумагами, которые я должен подписать. Теперь скажи мне, моя любовь, когда я снова поцелую эти сладкие груди?
Это все отвлекало меня на эротические фантазии, и я немедленно забывала о своей тревоге.
Я не осмеливалась звонить Ричарду сама, я не хотела, чтобы какая-нибудь любопытная секретарша узнавала мой голос, так что я должна была ждать его звонков, а ожидание и тревога совершенно выбивали меня из колеи. Однажды после пары звонков, когда звонивший вешал трубку до того, как я подходила к телефону, я провела остаток дня, как комок нервов, думая, что звонил Ричард, а я пропустила это.
Однажды, когда Брайан был не в школе, а дома, мне в голову пришла глупейшая уверенность, что Ричард обязательно позвонит, и я провела целый день, гладя белье около телефона, проглаживая все, от рубашек до нижнего белья, совершенно обезумевшая от мысли, что Брайан может первым подойти к телефону. Но звонка не было, и я почувствовала себя опустошенной.
Я все время была раздражительна, погружена в себя и взвинчена и больше не беспокоилась о том, замечает ли это кто-нибудь. Мы разговаривали часто – бессвязные разговоры, наполненные долгими сексуальными намеками, но виделись мы только три раза после волшебного дня, проведенного в парке, и всегда в ресторанах Бостона. В этом городе я оставалась неузнанной, толпы людей позволяли затеряться, а то, что я была окружена людьми в затемненном ресторане, не давало мне шанса поддаться его обаянию. Очевидно, я еще не была готова к чему-нибудь более интимному.
В начале января Стюарт поехал в Пальмспрингс, чтобы присутствовать на четырехдневной конференции, с вечера четверга до воскресенья. В эту пятницу Брайан должен был пойти из школы прямо на хоккейную тренировку, а затем останется ночевать в доме своего друга, и я не увижу его до второй половины дня в субботу. Время было установлено. Ричард позвонил утром, перед тем как я ушла на работу.
– Это восхитительный маленький ресторанчик, и только здесь подают «Шатобриан для двоих». Я хотел бы разделить это удовольствие с тобой, – сказал он очень обаятельным голосом. – А потом по стаканчику спиртного на ночь, предположим, в «Черной Кошке»?
– Это звучит привлекательно, – согласилась я.
– И в конце номер-люкс в «Рице»?
– Не торопи события, – ответила я, смеясь, и добавила: – Увидимся в семь, – после того, как он дал мне указания.
Я помчалась вверх по лестнице за свежим нижним бельем и зубной щеткой, решив дать выходной своей совести и посмотреть, что произойдет.
Ресторан оказался самым романтическим убежищем на земле. Очень маленький, думаю, испанский или португальский, – с непроизносимым названием, он был спрятан в нижней части улицы около порта, в старейшей части города. Три массивные каменные ступеньки вели с улицы вниз, в полукруглую нишу с тяжелой дубовой дверью, спрятанной глубоко в тени. Внутри было полутемно и уютно. Весело танцевал огонь в огромном каменном камине, бросая вызов январскому холоду. Стены были грубо оштукатурены, на потолке – тяжелые темные балки, и никакого видимого электрического освещения.
Столы были спрятаны в углах и нишах. На каждом из них горели свечи в керамических подсвечниках, что создавало романтическую иллюзию тайной любви. Эта атмосфера усиливалась странствующим скрипачом, который бродил по залу, играя что-то нежное и жалобное. Когда он останавливался, то добавлял современное попурри из трех частей к исполнению медленной средневековой музыки.