Испытание чувств

Каждый год во время февральских каникул я брала детей в Оуквиль на несколько дней. Это была возможность провести время с бабушкой и дедушкой без той суматохи, которая сопровождала наш рождественский визит, и это было доброй переменой в нашей повседневности.

Я навещала старых друзей, узнавала о последних событиях в их жизни, ходила в гости, иногда собираясь с несколькими друзьями, которые жили поблизости.

Иногда я навещала сестру Лоррейн. Сейчас, когда дети управляли нашей жизнью, мы виделись слишком редко, но хотя ей было около сорока, а мне еще больше, когда мы собирались вместе, то становились детьми, откалывая шутки друг над другом, смеясь и болтая до поздней ночи. Между нами была разница в пять лет: у мамы дважды был выкидыш, и доктор посоветовал ей после рождения Лоррейн не иметь больше детей.

Февральский визит стал семейной традицией. Увеселительная прогулка на коньках по реке была прекрасным способом провести пару часов, а потом мы поднимались снова в мамин дом согреваться горячим шоколадом и печеньем.

Казалось, что в этом году погода не намерена содействовать нам. Январь был очень теплым, часто шел мокрый снег с дождем, но в начале февраля наконец похолодало настолько, что на реке образовался толстый и крепкий лед. После пары мрачных пасмурных дней нас разбудило яркое солнце. Дети были возбуждены, и, как только все подготовились, мы направились к реке с коньками.

Условия сложились прекрасные. Тот дождь, что шел последние несколько дней, превратился теперь в лед, такой гладкий и чистый, что мы могли пробежать на коньках полмили и более без остановок.

Брайан укатился прочь, едва завязав шнурки.

– Он прекрасно катается, – заметила Лоррейн.

– Надеюсь, что так. Ведь он столько играет в хоккей, – ответила я, глядя, как он плавно двигался, без всякого видимого усилия.

– А ты, Стив? Ты тоже собираешься быть хоккеистом? – спросила я своего восьмилетнего племянника.

– Только через труп Джорджа, – сказала Лоррейн.

Ее голос звучал приглушенно, так как она завязывала коньки Стива.

– Хоккей – слишком грубая игра, тетя Андреа, – ответил он.

– О, дайте мне шанс, – проговорила я с обиженным выражением, предназначенным для моей сестры. – Джордж когда-нибудь посмотрит на игру Брайана – эти дети защищены лучше, чем любой ребенок на поле Малой Лиги.

Келли держала за руку десятилетнюю Мэри, помогая ей тронуться с места, а Лоррейн еще не закончила со Стивом.

– Догоняйте, ребята! – объявила я и побежала прочь так быстро, как могла. – Этот Джордж! Какой слабак! – Но мое восклицание улетело прочь под напором холодного ветра, в то время как я разогрелась. В пору моей молодости я неплохо каталась, но упражняться теперь один раз в год было явно недостаточно. Хотя мне хотелось думать, что годы не имеют значения, я была старше сейчас. Через несколько минут, смеясь над собственной глупостью, я плюхнулась в сугроб, чтобы восстановить дыхание.

Сцена передо мной могла бы быть взята с гравюры Курье и Ивеса. Я смотрела через реку на северный берег, где темные сосны росли у кромки воды. Покрытые льдом виноградные лозы светились на солнце, драпируя и смягчая открытые валуны, а кусты остролиста, ощетинившиеся ягодами, окаймляли велосипедную дорожку, бежавшую вдоль берега на той стороне. Пары плавно скользили на фоне кирпичных домов, окрашенных в мягкий розовый цвет, несколько мальчиков играли в хоккей, весело и пронзительно кричали дети.

Я повернулась, чтобы посмотреть в другую сторону, на более близкий южный берег, но сравнение разочаровало меня. Я усмехнулась про себя: едва ли не единственным утешением в том, что мы живем на этой стороне, был лучший вид, который мы видели из окон.

Когда я повернулась, чтобы поискать Лоррейн и детей, мне показалось, что я узнала эту местность примерно в двухстах футах от меня, у поворота реки, и поехала медленнее. Это была Стрелка, наше старое место встреч, которое я никогда не видела в такой перспективе. Внезапно я вспомнила другую зиму, много лет назад.

Как бы ни было холодно, это было всегда теплое место для меня, прильнувшей к груди Ричарда. Мы прокрадывались к нашему любимому убежищу, если не ошибаюсь, там справа было небольшое углубление, и отдыхали от всего мира, как если бы он вовсе не существовал. Мы приходили туда во все времена года, но в зимние холода мы обычно были одни.

Гуси летели над головой с громкими криками, пробуждая воспоминания, и, как будто сейчас, Ричард и я стоим близко друг к другу, и ледяной ветер треплет длинный клетчатый шарф, окутывающий мою голову и плечи.

– Что мы делаем здесь? Так холодно, у меня замерзли щеки. Мои пальцы превратились в кусочки льда.

– Мы пришли сюда побыть наедине, только ты и я, и никого больше. И я могу владеть тобой, целовать твои глаза, твои пальцы, твои груди, чтобы согреть их.

Он скосил глаза в своей комической манере, когда произнес слово «груди», и мы оба рассмеялись. Я повернулась в кольце его рук, и он обнял меня крепче, целуя мои замерзшие щеки, мои веки. Счастье волной захлестнуло меня. Мне было, должно быть, лет двадцать, и я была без ума от него.