Он уставился на свое отражение в зеркале, кляня себя за малодушие. «Мартин, что же ты наделал!» — пробормотал он. Отражение в зеркале ответа не давало, поэтому Джон отвернулся от него.
Ответа не было и во взгляде Мэгги, сидевшей на краешке постели, когда он вернулся в комнату. Она явно ожидала его. Рассеянный свет ночника сделал ее волосы похожими на настоящее пламя, а тени надежно скрывали выражение ее лица. Но в одном можно было не сомневаться: когда она протянула обе руки навстречу ему, движение ее было исполнено глубочайшей нежности.
Джон опустился перед ней на корточки и зарылся головой в ее колени, а она стала мягко массировать его плечи и спину.
— Не уходи, — шептала она. — Ложись ко мне и оставайся.
— Мне бы хотелось это сделать, — признался он, поднимая голову. — Мне бы очень хотелось, Мэгги, но…
Она тряхнула головой:
— Ничего, я все понимаю. У тебя пациенты, которым ты можешь понадобиться в любую минуту, а тебе бы не хотелось сообщать на работу этот телефон.
Он поднялся и стоял теперь перед ней, пытаясь разгадать, что скрывалось за ее полуопущенными ресницами. И как это ему хотя бы на мгновение могло показаться, что у этой женщины открытая натура?
— Я уезжаю вовсе не поэтому! Черт возьми, ты что, думаешь, что мне стыдно быть здесь, с тобой? Нет же, Мэгги! Я горжусь тем, что ты позволила мне делить с тобой постель, что ты подарила мне такую ночь. Я просто не хочу, чтобы тебе начали задавать разные язвительные вопросики о том, что касается только нас двоих.
Он, передразнивая, перешел на фальцет:
— Мэгги, милочка! У вас кто-то заболел в ночь на воскресенье? Говорят, у вашего дома всю ночь простояла машина доктора?
Мэгги встала, воинственно вскинув подбородок и подбоченившись.
— Ну, положим, с этим бы я как-нибудь справилась, — Мэгги попыталась изобразить беззаботную улыбку. — Ты ведь помнишь, кто я? Я же Мэгги Эдейр, бунтарка с духовым ружьем, живущая по своим собственным законам.
— Ты еще и мать Джолин, которая может не понять, если люди начнут говорить о тебе. А кроме того, ты кандидат в школьный отдел.
Мэгги закрыла глаза и кивнула.
— Да, правильно.
Она снова открыла глаза, надеясь, что ей удалось скрыть пронзившую ее боль. А что она ожидала от него услышать: «А кроме того, ты женщина, которую я люблю, на которой я хочу жениться»?
Ей вдруг открылось, что те слова, которые она говорила себе и ему о том, что будет счастлива принять все, что он ей предложит, пусть это и будет совсем немногое, были ложью. Она хотела большего, чем просто его тело, больше, чем одно лишь физическое наслаждение, которое он мог бы ей подарить. Она хотела всего. Всего того, что было у Лауры… и даже большего. Его лицо ничего ей не сказало. Она мечтала снова почувствовать ту нежность, с которой он обнимал ее, ту твердую уверенность, что она многое для него значит, что он ценит ее как человека и очень ею дорожит.
Но было ли так на самом деле? Была ли она на самом деле так важна для него? У нее не осталось в этом никакой уверенности. Она — не та женщина, о которой он мечтает. Ему нужна была кроткая, а не бойкая. Не обыкновенная, а безупречная. Не Мэгги, а Лаура.
Лаура, которую никому никогда не заменить.
Мэгги встала и подала Джону его рубашку:
— Седлай своего коня, ковбой! — Она попыталась скрыть охватившее ее чувство незащищенности за легкомысленным тоном. Чувство это ей не нравилось, она ругала себя за то, что позволила себе поддаться минутной слабости.
— До свидания, Мэгги, — произнес Джон, когда они были уже на крыльце. — Спокойной ночи!
У Мэгги внезапно запершило в горле. Она с огромным трудом удержалась от того, чтобы кинуться Джону на грудь и умолять его полюбить ее, по-настоящему полюбить, не на одну ночь, а на всю жизнь… Но вместо этого она лишь непринужденно улыбнулась и открыла перед Джоном дверь, пропуская его вперед. Затем, не дожидаясь, пока он отъедет, закрыла дверь. Без этих долгих проводов было как-то легче. Чуть-чуть, но легче…
Еще вчера такое ясное, небо наутро затянуло серыми тучами, и на лобовое стекло то и дело падали капельки дождя, мешая Мэгги следить за дорогой. Она отвела девочек в воскресный класс и уже успела облачиться в длинное платье, когда в церковь вошел Джон. Судя по его виду, он просто-напросто проспал.
Проскочив мимо Мэгги, он на бегу кивнул ей, уголки его губ чуть заметно дрогнули, и от этих маленьких знаков внимания у нее подпрыгнуло сердце и засосало под ложечкой. Когда же, через несколько минут, он обернулся к ней и одарил ее широкой, ей одной предназначавшейся улыбкой, Мэгги пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы с невозмутимым лицом степенной походкой пройти мимо алтаря и подняться на хоры.
Как могла она сдерживать свои чувства, когда он так улыбался ей? В публичном месте, а тем более в церкви, так смотреть на женщин нельзя! К своему величайшему стыду, Мэгги обнаружила, что она молится о том, чтобы служба поскорее закончилась, и она смогла бы поговорить с Джоном, может, даже коснуться его или хотя бы оказаться рядом с ним и вдохнуть его запах…