Испытание киллера

Открыв дверцу, я выбрался наружу и вытащил за собой перепуганную губернаторшу. Снаружи было нехорошо. Таксишная „Волга“ наполовину находилась за разрушенным прилавком — степень серьезности повреждения авто определить было весьма сложно, поскольку капот был целиком похоронен под грудой свежедавленных фруктов, ящики с которыми минуту назад стояли ровными рядами в глубине палатки. Палатки, как таковой, не существовало — от нагрузки она лопнула по уровню крыши, и теперь посреди кучи фруктов одиноко возвышался чудом сохранившийся шест, угрожающе раскачивающийся в разные стороны. Под грудами полотна что-то шевелилось, стонало и даже невнятно ругалось. Я разобрал достаточно отчетливое „Гищдаллах!!!“ и облегченно вздохнул: овощной рынок „держали“ мамеды (так в Новотопчинске дразнят азербайджанцев), община которых в криминальном мире области имела солидный вес, так что, задави мы кого-нибудь из этой братии ненароком, пришлось бы потом покупать танк. Или какой там, в задницу, танк! Вертолет! И быстренько крутить лопастями, уматывая в безбрежную даль.

„СААБ“, как ни странно, не пострадал совсем. Оксана, проявляя завидное самообладание, сдала машину назад, выехала на шоссе и только после этого покинула салон.

— И где ты эту грязную шлюху подцепил, а?! — грозно крикнула психоаналитичка, приближаясь и неинтеллигентно тыча пальцем чуть ли не в глаз моей юной спутнице. — На какой помойке ты ее подобрал?!

— Я это… Ну, я там… — растерянно пробормотал я, пожимая плечами.

— За шлюху ответишь! — увесисто произнесла губернаторша и неожиданно шлепнула Оксану ладошкой по указующему персту.

— Ай! Палец сломала, прошмандовка! — звонко вскрикнула Оксана, тряся правой рукой и одновременно толкая губернаторшу левой.

— Я тебя урою, паскуда! — неожиданным басом взревела губернаторша и бросилась на Оксану, норовя вцепиться ей в горло.

— Девчата, девчата! — встревоженно вскричал я, встревая между двух прекрасных тел и пытаясь их рассоединить. — Прекратите!

— Плати за тачку, дура! — раздался где-то рядом визгливый голос взъерошенного таксера. — Полтора лимона гони, идиотка, — фонари, радиатор, крылья — на фуй! Да какой там полтора — все четыре гони!

— Девчата, девчата! — тоскливо кричал я, пытаясь растащить рычащих, аки тигрицы, прекрасных дам, собиравшихся нешуточно растерзать друг друга на куски.

— Твой рот е…ль, тура! — возникла рядом исцарапанная физиономия хозяина палатки — широченного кучерявого мамеда в порванной рубашке. — Палатка — двенадцать „лемон“, прюкты-мрюкты — дывадцать „лемон“! Моральный тудым-сюдым ущерб — тоже дывадцать „лемон“!

— Мы заплатим! — кричал я таксисту. — Все восстановим, дорогой! — Это — мамеду. — Девчата, девчата! — Это сцепившимся и визжащим, как стадо диких койотов, дамам.

— Бабки давай, тура! — яростно вопил мамед, рванув на груди рубашку. — А то мен сана кечаль гет на куски — клянусь-э! — на куски порвать буду!!!

Отчаянно подпрыгнув на месте, я оторвал Оксану от губернаторши и грубо толкнул ее в сторону „СААБа“, крикнув:

— Садись, заводи мотор! Сейчас ведь сбегутся, действительно на куски порвут! — после чего ухватил за плечи Ольгу и жарко нашептал ей на ухо: — У них тута пулеметы, гранатометы — щас начнут мочить! Хорош придуряться — уматывать надо!

Словно в подтверждение моих слов к месту происшествия начали неторопливо подтягиваться торгаши — все сплошь нехилые мамеды, вооруженные разнокалиберными колюще-режущими предметами явно не заводской кондиции.

— Мы тебе заплатим, обязательно заплатим, дорогой! — вторично пообещал я несколько притихшему при виде намечавшейся массовки таксеру и рванул вслед за выпавшим из моего поля зрения мамедом — хозяином порушенной палатки, который успел прочно ухватить Оксану за руку и теперь тащил ее прочь от „СААБа“, ругаясь сразу на трех языках.

— Садись в „СААБ“, Оленька, — бросил я по пути взлохмаченной губернаторше.

Оленька презрительно фыркнула, однако вняла моему совету и поспешно водрузила свою прекрасную попу на заднее сидение Оксаниной машины. Я облегченно вздохнул и приблизился вплотную к мамеду, оккупировавшему мою психоаналитичку.

В этот момент Оксана выпала из шокового состояния и заметила, что с ней обращаются не совсем так, как принято в европейских домах. Реакция, естественно, не замедлила последовать.

— Пшел вон, казззел черножопый! — заорала психоаналитичка и, подкрепляя устное внушение, пнула мамеда по голени острым носиком туфли. Взревев, как слон, мамед отпустил мою подружку и с размаху залепил ей мощную пощечину. Слабо пискнув, Оксана упала на коленки и завалилась набок, мгновенно утратив бойцовский задор.

— Зря вы так, мамед, — сурово сообщил я женоизбиенцу и с размаха пнул его ногой в живот — носок туфли провалился едва ли не до позвоночника. — На! Я своих женщин никому не позволяю бить, урода кусок!

От моего пинка торгаш удивленно ойкнул — почти как Оксана несколько секунд назад, сложился пополам, но падать не пожелал, а вместо этого вытащил откуда-то из кармана длинный узкий нож.