Испытание киллера

— Делай, что командир говорит, — один из пятнистых схватил корпусного за рукав и внушительно встряхнул его. — Чего непонятно?

Бурча под нос невнятные угрозы, корпусной запер дверь и валкой трусцой направился к выходу. Спустя три минуты вся наша компания оказалась в помещении ДПНСИ. Здесь нунчакообладатель снял маску, и я с удивлением узнал в нем своего школьного приятеля Ловцова по кличке Муля-младший.

— Муля? А ты как тут?

— А что? Я ничего. — Муля смущенно почесал затылок. — Работа как работа… Я вообще-то подрывником — просто щас дежурю… Вот… Ты лучше скажи, чего там у вас получилось?

— А-а-а! Ты это у него спроси! — сказал я, кивая в сторону корпусного, который что-то нашептывал на ухо ДПНСИ, бросая на спецназовцев неприязненные взоры. — Спроси — как это я вместо одиночки угодил в камеру к блатным!

— А запросто! — спокойно заявил Муля. — Щас мы это узнаем. Михалыч! — мой школьный приятель обратился к ДПНСИ. — Дай потолковать с этим фруктом. Пару минут. — Он кивнул в сторону корпусного, который попятился, прячась за угол.

— Отставить! — рявкнул Михалыч. — Ты вместе со своим отделением снят с дежурства за неповиновение! Идите к себе наверх и ждите, когда смена придет — щас начальнику УИН позвоню. Топайте!

— Не понял?! — Муля прищурился. — Неповиновения кому? Вот этому ублюдку? — Он кивнул в сторону корпусного, который сжался за столом и спрятал запунцовевшее лицо за мощную спину ДПНСИ. — Этому придурку, который одиночного в камеру к блатным подсадил и тем самым допустил грубое нарушение режима?! — Флегматичный Муля уставился на ДПНСИ, вызывающе перебрасывая нунчаки из руки в руку. Я удивленно хмыкнул — вот так тихоня Муля, который мухи не обидит по жизни! Ай да молодец!

— Или тут имеет место не просто нарушение режима… а, Михалыч? — вкрадчиво поинтересовался Ловцов, перехватывая нунчаки в левую руку и ударяя ими по столу.

— Делай что хочешь! — взвизгнул по-бабьи ДПНСИ, не выдержав дерзкого напора, и суетливо отвел глаза в сторону. — Только подследственного водворите на место…

Выйдя из помещения ДПНСИ, Ловцов сказал корпусному:

— Ты, крыса! Если с этим парнем что случится — я тебе яйца на уши натяну! Ты понял, чмо?!

Корпусной опустил голову и проникновенно вздохнул — понял, не дурак!

— Ну и славненько, — флегматично резюмировал мой приятель и сказал мне: — Тут постоянно дежурят наши пацаны — помощь оказывают персоналу СИЗО. Я им всем передам — ежели чего, шумнешь… Короче — спецназ спецназа в обиду не даст.

— Заметано, — растроганно пробормотал я, протягивая Ловцову руку. — Знаешь, а я вообще-то ни за что сюда угодил… Подставили.

— Может быть, — неопределенно пожал плечами Муля. — У нас все может быть. Ну — пока…

Вот так состоялось мое знакомство с нравами и обычаями нашего славного СИЗО. За все время моего сидения никто больше не покушался на целостность персоны вашего покорного слуги, но Судьба, эта своенравная баба, и без вмешательства воров и озлобленных бригадиров два раза нанесла мне страшные удары, от которых оправиться до конца так и не удалось… Спустя два дня Звездорванцев сообщил, что Гольдман умер, не приходя в сознание. Нового адвоката фирма подыскать мне так и не удосужилась, хотя следователь клятвенно заверял, что беспокоил Кругликова по этому поводу аж три раза.

— Заняты они, — сокрушенно сообщил Звездорванцев. — Кругликов этот слушает пять секунд, раздраженно бросает «да знаю я, знаю!» и отключается. Видимо, проблемы какие-то…

Но отсутствие адвоката я еще мог пережить — в принципе, никакой адвокат, кроме Гольдмана, в моем положении ничего исправить был не в силах. Я просто принял этот факт к сведению и приготовился защищаться.

Второй удар был гораздо страшнее. На четвертом допросе Звездорванцев скорбно вздохнул:

— В каких отношениях вы были с главой вашей фирмы… эээ… с Чанкветадзе?

— Почему «был»? — насторожился я. — Был, есть и буду в прекрасных отношениях…

— Он умер, — прервал меня следователь и отвел взгляд. — Сегодня утром, в четыре часа…