Испытание льдом

23 сентября. Удалось подвести судно к кромке льда в надежде, что следующий день позволит нам прорваться. Но новый день отказал в такой милости. Оставалась только обычная надежда на будущее, если желания можно назвать надеждой. И это было все! Теперь, когда мы намертво застряли, пожалуй, ни у кого не было уже надежды на лучшее. А если такой наивный человек среди нас и был, то его ждало разочарование.

Конец месяца не принес облегчения, и перспективы вырваться на свободу тускнели с каждым днем. Не боюсь признаться, что они вообще исчезли. Нельзя было рассчитывать на какое-то дальнейшее продвижение, когда наступившая зима навалилась на нас всей своей тяжестью. Но худшее ждало нас впереди. Казалось вполне вероятным, что судно так и не удастся вывести из льдов и мы в конечном счете будем вынуждены бросить его со всем, что было на борту.

Первое, что нам предстояло в будущем, — это экономить провизию и в еще большей степени топливо, разумеется проявляя всемерную заботу о здоровье людей. Нужно было делать все, чтобы поднять их настроение. Теперь мы могли по крайней мере сказать, что находимся уже на пути домой, продвинувшись на некоторое расстояние, и нет оснований сомневаться в завершении обратного пути в следующем году. Нас еще ожидали оставшиеся запасы с «Фьюри», и мы располагали лодками, на которых могли добраться до Девисова пролива, если нам придется оставить судно. Здесь мы можем встретить китобойца или добраться до датских поселений в Гренландии. Впрочем, если и приводилось больше доводов, чем здесь перечислено, то результат оставался неизменным: у тех, кто еще питал надежду, ее не прибавлялось, а те, кто ее потерял, продолжали отчаиваться.

12, 13, 14 октября. Продолжали расснащивать судно и создавать склады на берегу, а середину корабля дважды обнесли цепью. Мы намеревались затопить судно следующей весной или, раз оно вскоре должно было само затонуть из-за течи, принять меры, чтобы его можно было поднять, при условии, что какому-нибудь кораблю удастся подойти к тому месту, где мы его оставим. Не стану говорить о том, разумно ли было делать эти расчеты на будущее, столь же маловероятное, как если бы на полуострове Бутия-Феликс начался вдруг сезон весны и роз. По-видимому, здесь сказалось воспитание, полученное в детстве: прилагать все усилия, чтобы ничего не пропадало зря.

25 октября. 25 числа был такой сильный шторм, что разорвало в клочья брезент, служивший в течение долгого времени кровлей для нашего дома. Мы не могли даже принять меры, чтобы спасти его, так как людям грозила опасность обморозиться.

Подводя итоги за октябрь, трудно останавливаться на деталях. Событий было мало, и они не представляют интереса. Провели ряд подготовительных работ, чтобы весной затопить судно, о чем я уже упоминал, в связи с нашим намерением добраться по суше и на лодках до того места, где хранились запасы с «Фьюри». Все было выгружено на берег, за исключением провизии и имущества, необходимого для повседневных нужд, и обе лодки были поставлены так, чтобы под них можно было подвести полозья.

27–30 ноября. Нам пришлось сократить хлебный паек. Хотя мы уже уменьшили выдачу солонины и пили еловый отвар, шесть человек все же заболели цингой в легкой форме. Ухудшение их состояния предотвратили, давая пить лимонный сок. Во всяком случае, от подавленного состояния они избавились.

25 декабря. Первый день рождества во всех отношениях был отпразднован как полагается. Что касается обеда для команды, единственное блюдо, достойное упоминания, — ссек говядины, пролежавший восемь лет в запасах с «Фьюри». Поданная вместе с телятиной и овощами говядина была так же хороша на вкус, как в тот день, когда была сварена.

Люди ослабели, но с цингой нам удалось справиться. Только у одного человека — Диксона обнаружились осложнения, и мы опасались, что он долго не протянет.

1832 год. 31 января. Состояние нашего здоровья теперь сильно ухудшилось. Все мы очень ослабели, и многие чувствовали недомогание без явных признаков болезни. У меня открылась и начала кровоточить старая рана в боку, что, как я хорошо знал, было одним из признаков цинги. Нет нужды говорить, что это сильно всех встревожило, а у того, на ком лежала полная ответственность, вызвало не меньшее волнение. Но понять те чувства, которые обуревали нас, может только человек, сам все это испытавший.

1–4 февраля. Месяц начался жестоким штормом, который продолжался два дня и утих на третий. Мы сделали прорубь и определили, что толщина льда превышает пять футов. Из-за безнадежного состояния судна мы чувствовали себя как пленники. Но, видимо, судну было суждено стать в полном смысле нашей тюрьмой, ибо штормы и морозы редко позволяли выйти дальше палубы. Не удивительно, что мы томились от скуки.