Испытание огнем

Это - из детства. А позже, уже в юности, - немного наивное, но всегда волнующее чувство гордости, что родился и жил в местах, описанных великим Гоголем. Сорочинцы, Диканька, Миргород, Лубны, Васильевка, наконец, Полтава - ведь они совсем недалеко от Решетиловки...

Родные места! Радостно бьется сердце. Никогда не думал, что чувство встречи с родными краями, оставленными много лет назад, так упоительно и волнующе. Хотя земля Полтавщины была опустошена оккупантами, изрыта воронками от разрывов бомб и снарядов, обильно полита человеческой кровью, но она моя, моя до последней пылинки, такая же добрая, такая же щедрая, как и тогда, в детстве.

Читая в сводках Совинформбюро названия только что освобожденных населенных пунктов, молодые красноармейцы, еще недавно сидевшие за школьными партами, взволнованно спрашивали: неужели именно об этих местах писал в свое время Николай Васильевич Гоголь? Ночью в одном из полков 337-й стрелковой дивизии, когда установилось затишье после дневного боя за овладение крупным населенным пунктом, мне довелось случайно услышать такой разговор.

Молодой боец с газетой в руках, которую читал при тусклом свете каганца, обратился к прикорнувшему рядом пожилому старшине роты, судя по произношению коренному украинцу:

- Товарищ старшина, вот тут в сводке сказано - освобождены Великие Сорочинцы. Это то самое место, где Гоголь родился и которое он описал в "Сорочинской ярмарке"?

- Та, тэ самэ, сынку. Яки ж еще? Других Сорочинцев на Полтавщине нэма.

- И Диканька та самая? И Миргород?

- Тэ ж. Других нэма, - устало отвечает старшина.

- Вот здорово! - шуршит газетой боец. - Когда Гоголя в школе изучали, я и не мечтал побывать в этих краях. Ведь от нас до Полтавщины тысячи километров. Из Сибири я родом, из Тюмени. Знаете такой город?

- Та чув, сынку. Буваты нэ був там, а чув. Знаю, шо е таке мисто в Сибири.

- Жаль, что не наша часть освобождала Сорочинцы и Диканьку. Вот бы посмотреть, что это за села. Здорово описал их Гоголь в "Вечерах на хуторе близ Диканьки".

- А шо там побачишь? - глухо отзывается старшина. - Пожарины, руины, як скризь. Видпочывай, сынку, отдыхай, скоро утро.

Старшина отвернулся, прикрыл пилоткой лицо.

Я постоял у двери и молча вышел из хаты, размышляя об услышанном. Тут же созрело решение: посоветовать дивизионным политотдельцам почаще рассказывать бойцам, особенно молодым, о тех дорогих нашему народу местах, за которые идут бои.

Как-то вечером, когда я знакомился с поступившими из войск политдонесениями, мне позвонил генерал-лейтенант П. П. Корзун.

- Если не очень заняты, Михаил Харитонович, прошу зайти. Надо кое о чем поговорить.

Не задерживаясь ни минуты, иду к "старейшему", как с уважительной почтительностью называли меж собой командарма некоторые молодые политотдельцы.

Павел Петрович Корзун и в самом деле был, пожалуй, одним из самых пожилых командующих за все время моей службы в 47-й армии. В ту пору ему шел пятьдесят второй год, и двадцатипятилетним - а таких в политотделе было большинство - он, безусловно, казался стариком.

В просторной комнате, отведенной командарму, кроме Павла Петровича находились член Военного совета генерал-майор И. Н. Королев и начальник штаба армии полковник Е. В. Иванов.

- Присаживайтесь, Михаил Харитонович, - кивнул на свободный стул командующий и, прищурившись в хитровато-добродушной улыбке, сказал: - Прежде всего, товарищ начальник политотдела, примите сердечные поздравления. От всех троих.

Я быстро встал, растерянно посмотрел на командарма:

- С чем, товарищ командующий?

- Неужели не догадываетесь? Вы же с Полтавщины родом. Вот мы и решили поздравить вас с вступлением армии на полтавскую землю. Не каждому на войне удается побывать в краю своего детства. Недосуг нам, военным, разъезжать по родным местам. Думаю, вы давно не были здесь.

- Давно, товарищ командующий, очень давно.

- Вот и я тоже лет пятнадцать не был в своей родной деревне Клемево. Она в Белоруссии... Но пока что Клемево в руках у немцев, - вздохнул Корзун. - Теперь, товарищи, поговорим о делах...

Командующий сел за стол, развернул карту, повел речь о все усиливавшемся сопротивлении врага на подступах к Днепру. Конечно, гитлеровцы вряд ли надеются удержаться на левобережье: тут их песенка спета. Отчаянные контратаки фашистов, по мнению командарма, вызваны их стремлением хотя бы на время сдержать натиск советских войск, чтобы успеть более или менее организованно переправить за реку свои основные силы. Замысел немецких генералов прост: переправиться за Днепр, закрепиться там и держать оборону. "Днепр - река широкая, бурная, русским не так-то легко будет форсировать ее под огнем, - рассуждают они. - Ну а дальше - поднакопим сил и еще посмотрим, кто кого..."

- Наша задача - сорвать этот замысел, с ходу опрокинуть противника в реку и на его плечах прорваться на правобережье, захватить плацдарм.