Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках

— Локомотив исправный. И вроде бы крыши вагонов все на месте. Видимо, прямых попаданий бомб нет. Помощник побежал смотреть колеса и сцепку… Собирайте людей. Если у меня все будет в порядке, скоро поедем.

Машинист скрылся в темном проеме окна, и над громадой паровоза появилось белое облако пара. Сиреневая тишина заполнилась долгим призывным гудком.

Разбежавшиеся начали собираться к стоящему поезду. Шли к головным вагонам, где размещались санчасть и штаб. Вели раненых, несли убитых.

Пока Сергеев давал распоряжения по проверке людей и подготовке эшелона к движению, полковой врач с фельдшером и двумя медицинскими сестрами вступили в свои права. И вскоре паровоз потащил за собой вагоны, наполненные новым горем и страданиями, дальше на юг.

Наконечного на новом аэродроме ждали.

— Товарищ командир, майор Орлов — командир батальона обслуживания, поступаю в ваше распоряжение.

— Добро. Подполковник Наконечный — командир полка. Будем служить и воевать теперь вместе. Кто тут до нас был?

— Был полк бомбардировщиков на Су-2, но он ушел в тыл на переформирование. Ничего у них из самолетов и летчиков не осталось.

— Ну что ж, давайте, командир, транспорт, да объедем быстро владения, чтобы я мог дать указания подчиненным. А по дороге и доложите все вопросы.

…Аэродром был опален огнем войны: часть построек разрушена, по стенам других — россыпь осколочной ряби, подсвечиваемой снизу битым оконным стеклом, земля густо посечена оспинами от разрывов бомб, на дальней окраине — бесформенные остовы сгоревших самолетов; южнее аэродрома — позиции зенитной артиллерии, закопченная пожарами железнодорожная станция, мост через речушку.

Оглядев всю эту неприглядную картину, Наконечный озабоченно спросил:

— Где, Орлов, думаешь людей располагать? На аэродроме, вижу, небезопасно, да и отдохнуть немец не даст.

— Предлагаю, как и предыдущему полку, в поселке. Его еще ни разу не бомбили. Он в центре от военных объектов, но и не близко к ним.

…Летчиков и техников разместили на первом этаже школы. На втором и третьем этажах занимались дети, а на ночь приезжали на короткий отдых военные, — никто друг другу не мешал.

…Матвею не спалось. Закурив папиросу, он не торопясь вышел в коридор. У наружной двери на тумбочке горела большая керосиновая лампа, а на стуле сидела девушка с книгой в руках. Услышав шаги, она подняла голову. И Матвея словно кто в грудь толкнул: на него внимательно и выжидающе смотрели такие до боли знакомые, огромные голубые глаза. Чувство испуга и какого-то радостного удивления приковало его к месту. Вспомнив, что он без гимнастерки, Матвей еще больше растерялся. «Стою, как парализованный, надо хоть голос подать…» — подумал он.

— Здравствуйте! А вы что, будете нас ночью охранять? — кое-как преодолев смущение, спросил Матвей. И в ответ мягкий певучий голос:

— Нет. Охраняют вас красноармейцы с винтовками, но они на улице стоят. А я здесь за порядком слежу…

«Она Светлана! Я не могу ошибиться! Но увы! Меня не узнают. Надо начинать все сначала…» — принеслось в голове.

— Понятно. Давайте знакомиться — Матвей Осипов, летчик. — Он улыбнулся: — А вы — Светлана.

Девушка улыбнулась:

— Верно. Только пока я Светлана, и всё.

— Это как же понимать?

— А вот так: профессии у меня еще никакой нет. В этом бы году десять классов закончила, а тут был фронт. Страх, что творилось, да и сейчас бомбят все время.

— Не горюй, Светлана, теперь вот наши наступают. Так что на следующую зиму опять будешь учиться.

— Хорошо бы…

— Что, сомневаешься?

— Почему же? Верю. Но пока пошла в БАО[6] работать, а дальше видно будет.

Матвей вел этот ни к чему не обязывающий разговор, а в душе росла обида: неужели Светлана не помнит ни его лица, ни фамилии, ни имени? Ему страстно захотелось, чтобы прошлая весна не затерялась в девичьей памяти навсегда, но и напоминанием о встрече боялся поставить девушку в неловкое положение.

«Как поступить?… Если не сказать сейчас, то не говорить вообще. — Наморщив лоб, он лихорадочно искал решение. — Зачем же врать?… Нам было весело. Почему же она была должна запомнить нас?… А письмо?… Это что — девичья шутка? Просто решила подурачиться?…»

В этих рассуждениях с собой он совсем потерял нить разговора, и девушка, испытывая неловкость в обществе молча стоящего Матвея, вывела его из глубокой задумчивости вопросом:

— Вы меня слышите?… Что-нибудь случилось?

— Случилось, Светлана, случилось! — Он улыбнулся и сделал к ней еще шаг. — Мне вдруг вспомнился Киев. Девушка с туфлей в руке и два молодых летчика…

С каждым новым словом глаза Светланы приобретали какое-то удивленно-виноватое выражение. Но через растерянность и стеснительную улыбку на лице все явственнее проступала радость ничем не омраченных, приятных воспоминаний. Она встала.

— И вот я спрашиваю себя, — продолжал Матвей, — не мы ли это были?… Я — это Матвей! А вы — Светлана! Саша отсутствует. Воюет в другом полку.

Матвей замолчал, лукаво улыбаясь. Он был рад, что ему удалось превратить выяснение отношений в шутку.