Испытание огнем. Сгоравшие заживо

«Что же мы делаем? — думал он. — Из-за того, что танки врага рассредоточились и крупные резервы на дорогах найти трудно, мы начали летать мелкими группами. Получается так — можно прийти на выполнение задачи, когда в воздухе истребителей врага нет. И у тебя тогда оказывается только один противник — зенитная артиллерия. Но ведь случается и так, как сегодня: мои «илы» и «яки» сопровождения еще перед линией фронта были встречены истребителями немцев. «Мессеры» сразу бросились на четверку «яков», а новые «фокке-вульфы» — на меня, и началась «потасовка». Хорошо, «лавочкины» откуда-то подоспели — выручили».

Закончив доклад о вылете и потерях, Илья Иванович не стал ждать вопросов, а сам перешел на Челышева в «наступление»:

— Товарищ командир! Нельзя же нас посылать на задание по принципу «может, проскочат».

— Вас не посылают, а ставят задачу. Наряд на вылет не я определяю, а дивизия.

— Да все это ясно. Можно же генералу сказать, что надо на силу отвечать силой. Раз враг вылетает большими группами, и нам надо так делать.

— Цели дают прямо у линии фронта маленькие, поэтому и наряд такой.

— Но воздушная-то обстановка не как на полигоне.

— Ну, хватит. Разберемся с обстановкой. А ты с начальниками не спорь. Последнее время все лезешь в «драку», поучаешь. Не надо так. Мне тоже больно видеть, как наши маленькие группки бьют… Можешь идти!

Мельник подождал, пока Маслов закроет дверь землянки… Подошел к командирскому столу:

— Устин Прокофьевич, по-моему, Маслов прав. Немцы решили хотя бы на маленькое время, в какие-то отдельные моменты, но быть сильнее нас над полем боя. И им это иногда удается. Наши же только эшелонированные действия привели к дроблению сил. Четверками да шестерками не только на земле врага не уничтожаем, аив воздухе против ЗА и истребителей ослаблены.

— Я все это понимаю. Но ты же видишь, какие дают цели: батарея, рота или еще что-нибудь в этом роде. Нас же подтянули сейчас к самой линии фронта. Это не авиационные, а артиллерийские цели. Может, у артиллерии боеприпасов нет или потери восполнить нечем. Иную цель с земли в бинокль надо искать, а тут ищи ее с воздуха. Вроде бы занозы вытаскиваем. Разве это дело? Наша работа — резервы и предбоевые порядки бить там, где артиллерия не достает.

— Понимаешь-то ты правильно. Но с сегодняшней тактикой побьют наших летчиков. Надо идти к начальникам и рассказать, что говорят пилоты.

— Я уже докладывал… Получил сполна. Теперь иди ты. Только имей в виду: поучения старших равносильны плевку на горячую сковородку.

— Ладно. Поеду в политотдел. «За одного битого двух небитых дают».

Разговор Маслова с Челышевым, командира и замполита между собой, стал достоянием полка.

Никто не знал, о чем и с кем говорил Мельник в штабе и политотделе дивизии. Но были уверены, что какой-то разговор состоялся.

Так уж получилось, или разговор Мельника сыграл свою роль, или старшие сами уловили смену в тактике противника, только через день штурмовики на задания опять стали ходить более крупными группами. Авторитет же Фрола Сергеевича в полку еще больше вырос.

И теперь, когда разговор с командиром полка стал известен подчиненным, он предпринимал все возможное, чтобы как-то замять этот инцидент, подкрепить авторитет нового командира, тем более что Челышев все понимал и делал правильно. Непререкаемость же командирского слова должна была скоро прийти к нему. И это произойдет обязательно, как только люди избавятся от старых представлений. Перестанут к Челышеву подходить с меркой на Митрохина, будут непосредственно воспринимать его дела и слова. А дела у него хорошие. Он сам с летчиками в бою. Бой — мерило его честности и ответственности. Любви и преданности полку и его людям. Старания Мельника и парткома по укреплению авторитета полка совпали с решением старших. Они тоже, видимо, думали об этой проблеме, очень важной для Челышева, как и всякого офицера, имеющего в своем подчинении людей, отвечающего за их жизнь, службу и бои.

Вечером пришла телеграмма из штаба авиакорпуса, с номером приказа по фронту, которым капитан производился в майоры.

Прошло несколько дней ожесточенных боев… Фашистские дивизии, израсходовав свой наступательный потенциал и не сумев прорвать всю глубину обороны, в изнеможении остановились перед новым рубежом сопротивления. Заметно очистился от «юнкерсов» и «мессершмиттов» воздух… Понесенные потери и пролитая кровь оказались слишком большой платой за отвоеванные у Красной Армии километры выжженной земли.

Накал борьбы спал.

Обороне стало ясно, что дивизии и авиационные эскадры врага нуждаются в пополнении, а их построение — в перегруппировке, если, конечно, фашистское командование еще не отказалось от наступательных планов. Советские солдаты и офицеры в полках и дивизиях пока еще не знали, что произошло. Но в штабах фронта, армий и корпусов, в Москве уже поздравляли друг друга — оборонительное сражение было выиграно.

Стороны торопливо приводили себя в порядок Настороженно наблюдали друг за другом. Вели усиленную разведку и местные бои по улучшению своих участков обороны.

Противостояние было зыбким.