— Юрочка, а где же мама?
За Юру ответила врач:
— Не беспокойтесь, милая!.. Ваша дочь помогает нам в школе.
В комнате около Дуси уже хлопотали мужчина с противогазом и шофер. Они вытащили ее из-под убитой и посадили в кресло.
Дуся не плакала, только тихо стонала.
— А где Ваня? — еле слышно спросила она.
Ваня был жив, но без памяти. Осколок попал в переднюю часть правого виска. Врач забинтовала ему голову, сделала укол и положила его на диван. После этого наложила на Дусину руку лубки.
— Спуститесь вниз, — сказала она мужчинам, — возьмите в грузовике носилки и приведите еще людей.
— Не увозите бабушку, — просил Юра. — Наша квартира рядом... И мама скоро придет...
— Бабушку брать не будем. — Женщина погладила Юру по голове и по-матерински прижала его к груди.
С помощью вернувшихся мужчин она отвела Аграфену Игнатьевну домой и уложила на кровать.
Аграфена Игнатьевна смотрела на всех удивленными глазами:
— Скажите, ради Христа, что же это такое?
— Война, милая, — ответила врач, осторожно поглаживая распухшую руку старухи.
Голова Аграфены Игнатьевны упала на подушку. Шофер налил в стакан воды, поднес к обескровленным губам старухи и приподнял ей голову:
— Успокойтесь, бабуся!.. Выпейте...
— Ребят мы отвезем в больницу, — сказала врач. — Как их зовут и как фамилия?
— Валентиновы Ваня и Дуся, — ответил Юра, спускаясь по лестнице вслед за носилками. — Отец у них полковник из дивизии! Мама — там, в армии, автомашинами командует... — А где вас потом найти, когда их мама вернется?
— В райкоме партии, — ответил мужчина с противогазом.
Машина скрылась за углом. Юра стал быстро подниматься по лестнице, как вдруг его качнула волна нового взрыва. Внизу захлопали входные двери, загудел ветер. Юра прижался к холодной стене. Кто-то бегом бежал по лестнице.
— Мама! — крикнул Юра, увидев Нину Николаевну.
Нина Николаевна обняла сына, тяжело дыша, прижала его к себе:
— Ну что, сынок?
Юра крепко схватил мать за руку и потянул ее:
— Скорее идем домой!
По взволнованному голосу мальчика, по тому, как он вздрагивал, Нина Николаевна почувствовала: что-то случилось. Она вбежала в квартиру.
— Мама! Ты ранена? — крикнула она, увидев Аграфену Игнатьевну на кровати забинтованную.
Аграфена Игнатьевна перекрестила дочь.
— Помилуй нас, боже, спаситель наш! — И, притянув голову дочери к себе, поцеловала. — Доктор, славная такая женщина, сказала, что ничего опасного нет, все пройдет. — Ее глаза наполнились слезами. — Не помощница я тебе теперь, доченька, только обуза...
— Что ты, мама, бог с тобой! Сейчас я тебя покормлю, ты ведь, наверное, голодная.
— Какая тут, доченька, еда?.. Бежать нужно отсюда, ведь погибнем!.. — опираясь здоровой рукой о край кровати, старуха стала подниматься.
— Куда ты, мама? Лежи! Я была в комендатуре. Нас на машине отвезут на вокзал. — Нина Николаевна пошла в кухню. — Сейчас буду укладываться!
И опять раздался взрыв. На этот раз бомба была, видимо, более тяжелая. Дом, казалось, подпрыгнул, посыпались последние уцелевшие стекла.
Аграфена Игнатьевна поднялась с кровати.
— Сейчас же уходите из дому!.. — властно сказала она. — Сейчас же!..
Ее сил хватило только на эти слова. Она закачалась и упала на руки подбежавшей дочери.
В дверь сильно постучали. Юра испуганно спросил:
— Кто там?
— Быстро выходите! — ответил мужской голос. — Рядом горит квартира.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Поезд, в котором эвакуировалась семья Железновых, мчался с такой скоростью, что казалось, будто перепуганные вагоны сами гонят вперед старый паровоз и он, задыхаясь, еле успевает крутить своими колесами. Нина Николаевна подумала, что старику паровозу, наверное, самому хочется убежать подальше от войны, остановиться где-нибудь на узловой станции и снова заняться своим привычным спокойным делом — маневрировать и составлять поезда.
Но, начиная от Ярцева, станционные начальники держали состав целыми сутками, пропуская в первую очередь на запад воинские эшелоны и поезда раненых — на восток. В Вязьме повернули вместо Москвы на Калугу. Там поезд простоял еще несколько суток на запасных путях. Наконец темной ночью ему дали путевку и отправили в обход Москвы на восток. И снова этот состав тащил старенький паровоз.
В товарных вагонах и на платформах, теснясь друг к другу, сидели и лежали люди, неожиданно потерявшие свои семьи, кров, имущество. Никто не знал, где же конечная остановка, где будет их новый дом.
Страшное горе войны роднило обездоленных людей. У каждого было тяжело на душе. И на человека, который позволял себе в это время то, что не отвечало общему настроению, смотрели с упреком. Больная, измученная своей раной и тяжелой дорогой, Аграфена Игнатьевна глядела на все окружающее с каким-то безразличием, но и она не выдержала, когда молодая соседка по привычке стала подкрашивать губы.
— Не время, Галина Степановна! — сказала она.
— Простите, бабушка, забылась. — Женщина носовым платком стерла с губ помаду.