Испытание. По зову сердца

Требовалась необычайная изобретательность в использовании этих средств.

Яков Иванович любил решать такие задачи и с удовольствием занимался запутанными, сложными вычислениями.

Внезапный сквознячок подхватил и разметал по комнате листы исписанной бумаги. Железнов оглянулся. В дверях стоял посыльный-связист из штаба дивизии. Он вручил Железнову телеграмму.

— Что за телеграмма? — всполошилась Нина Николаевна.

— Вызывают в Минск, к командующему, — ответил Яков Иванович, собирая с пола разлетевшиеся бумаги. — Наверное, за назначением.

— Просись в Москву, в Главный штаб или на научную работу. Ведь годы твои не маленькие... Да и Верушка там одна...

— Хорошо, Нинуша, хорошо!..

— Что ты машешь рукой, словно от осы отбиваешься, — не унималась Нина Николаевна. — Я видела, как там, на перроне, в Москве за ней два молодца увивались!..

— Ну и что же? Она ведь не девочка.

— Не девочка?! — укоризненно повторила Нина Николаевна. Ее особенно волновало то, что Вера, вопреки ее желанию, избрала авиационный институт. «Это значит самолеты, а там, глядишь, и с парашютом, чего доброго, прыгать станет!..» — эта мысль постоянно беспокоила ее материнское сердце. — Как же не девочка? Ведь она так молода, неопытна, долго ли до беды... Нам надо быть к ней поближе! Садись сейчас же вот здесь, — она хлопнула ладонью по столу, — и пиши рапорт командующему!

— Брось, Нина, глупости говорить! Никакого я рапорта писать не собираюсь. — И для успокоения добавил: — Вот когда буду у командующего — попрошу.

В комнату снова ворвался сквозняк, а с ним влетел запыхавшийся Юра.

— Папа! Ты едешь в Минск? Возьми меня с собой. Я буду себя хорошо вести, вот честное пионерское! — Он смотрел на отца такими умоляющими глазами, что отказать было трудно.

— А что скажет мама?

— Мама?.. — Юра бросился к матери и прижался к ее груди: — Мамочка... Вот честное пионерское, буду вести себя так, как ты скажешь. От Сашки никуда не отойду!..

Озабоченная своими мыслями, Нина Николаевна положила руку на голову сына!

— Погоди, Юрок, не до этого.

Юра сразу захныкал, и Нина Николаевна машинально промолвила:

— Ну ладно, ладно!

Тут же она ощутила на своей щеке жаркий поцелуй сына.

Затем хлопнула дверь, и за ней зазвенел радостный голос Юры:

— Еду в Минск!..

...Яков Иванович выехал из Бельска на рассвете и только часам к четырем прибыл в Минск.

Помощник командующего генерал Михайлин сразу же принял его.

— По моему вызову приехали?

— Так точно, по вашей телеграмме.

Генерал внимательно поглядел на Железнова, раскрыл большую папку и развернул схему:

— Я вас вызвал по заданию командующего. Поедете в командировку. Местность на границе хорошо знаете?

— За полтора года работы в комиссии облазил все уголки.

Генерал встал и подошел к висящей на стене карте. Синим и красным карандашами на ней была резко обозначена граница.

— Вот, — он показал на большой зеленый клин, как бы втиснутый на юго-восток от Августова. — Имеются сведения, что в этот район пришла новая немецкая дивизия. Хотя немцы объясняют это тем, что на нашей границе спокойно и их войска могут здесь отдохнуть от боев в Западной Европе, нам все же надо быть начеку.

Наступило молчание.

— А по-моему, товарищ генерал, эти объяснения — просто обман.

Михайлин был того же мнения, однако его служебное положение не позволяло ему откровенно высказать свои мысли.

— Взгляните на этот Августовский клин и на другую точку у Бреста. Вы видите, какой большой дугой к западу легла между ними граница. На мой взгляд, Августовская пуща и Брестский выступ — прекрасные плацдармы для наступления и окружения наших войск, которые находятся внутри этой дуги: в районах Граева, Ломжи, Дрогичина, Белостока, Бреста. Поэтому, товарищ полковник, мы должны на этом направлении немедленно привести наши оборонительные рубежи в полную боевую готовность.

Поведение немцев на границе очень тревожило генерала Михайлина. Он решил сам проехать по оборонительным рубежам и организовать дело так, чтобы первую очередь сооружений закончить не позднее начала июля, а остаток месяца употребить на сколачивание и обучение воинских частей укрепрайонов. Он считал своим неотложным долгом доказать Верховному Командованию необходимость подобных мер.

Разговор прервал адъютант. Он вошел в кабинет и передал Михайлину срочные телеграммы.

Прочтя первую из них про себя, генерал побагровел, выругался и, сложив ее пополам, положил под пресс.

Это был ответ на его предложение Генштабу. Михайлин просил у Генштаба разрешения ускорить приведение в боевую готовность приграничных укрепленных районов. Генштаб же в своей телеграмме сообщил, что сроки этих работ остаются без изменений.

Другую телеграмму он прочел вслух.

— Видите, что творится? — с возмущением сказал он Железнову. — Истребителей наших они не боятся: ведь им стрелять запрещено. «Ястребки» вокруг немецкого самолета крутятся, а ему что? То спустится, то вбок возьмет, а там, глядишь, граница — он дома. Что прикажете с ним делать?

— Стрелять! Надо же наконец заставить их выполнять договор! — сказал Железнов.

— Я тоже за это, товарищ полковник, но... нельзя!