Испытание правдой

— Конечно хочу. Я люблю свою работу. И вы это знаете. Но вам также известно, что меня могут привлечь к ответственности за пособничество преступнику. Теперь вы знаете и мою позицию в этом деле — я буду кричать во всех судах, что это было запугивание и выкручивание рук. Моя совесть чиста, мистер Эндрюс. Сейчас моя главная и единственная забота — узнать, жива моя дочь или нет. Так что, если мое дальнейшее пребывание в школе грозит обернуться скандалом, я уж лучше облегчу вам жизнь и уйду сама.

Эндрюс молчал какое-то время, постукивая пальцами по крышке стола. Наконец он произнес:

— Нет необходимости увольняться. Однако я попрошу вас взять отпуск. Разумеется, оплачиваемый… и поверьте мне, я разнесу этот попечительский совет, если они станут возражать. Я выступлю с заявлением для прессы, в котором скажу, что вы попросили об отпуске и это вовсе не увольнение. Если меня спросят, я отвечу, что вы всегда были самым любимым и уважаемым членом нашего коллектива. Но предупреждаю сразу: попечительский совет — это сборище ультраконсерваторов, и, если Минюст все-таки решит открыть против вас дело и ситуация выйдет из-под контроля, я, честно говоря, не знаю, как долго мне удастся сдерживать их натиск.

— Я не сомневаюсь в том, что вы сделаете все возможное, мистер Эндрюс.

— А сейчас, наверное, вам лучше покинуть здание школы. Я попрошу своего секретаря привести в порядок ваш кабинет. И последнее: у парадного входа собралось человек десять репортеров. Может, вас вывести через черный ход?

— Было бы неплохо.

— Ваша машина на парковке?

Я кивнула.

— Темно-синий джип «чероки»? — спросил он.

Я снова кивнула.

— Не могли бы вы дать мне ключи?

Я передала ему связку ключей. Он вышел в приемную и тут же вернулся:

— Джейн подгонит машину к двери.

Мы молча подождали две минуты, потом мистер Эндрюс дал знак, чтобы я следовала за ним. Мы спустились по лестнице к выходу на задний двор. Машина уже стояла там, и Джейн рядом. Но как только я сделала шаг к машине, огромная толпа репортеров и операторов выскочила из-за угла. Они тут же обступили нас плотным кольцом и начали засыпать вопросами. Мистер Эндрюс попытался утихомирить их, заявив, что мне нечего сказать им сейчас. Но его голос тонул в нескончаемом потоке злобных выкриков:

— Миссис Бакэн, это правда, что вы помогли Тоби Джадсону бежать в Канаду?

— Вы сознавали, что нарушаете закон?

— Вы хотели бросить мужа ради него?

— Вы до сих пор состоите в подпольной организации?

— Вы вините себя в том, что произошло с вашей дочерью?

— Вы уговорили ее сделать аборт?

— Вы убеждали ее в том, что это нормально — спать с женатым мужчиной?

Последние три вопроса добили меня, и я вдруг, потеряв контроль над собой, обрушилась на журналиста:

— Как вы смеете нести такой вздор?

— Ханна… — попытался остановить меня Карл Эндрюс, но я уже не слышала его и кричала: — Моя дочь пропала… возможно, ее уже нет в живых… а вы позволяете себе эти непристойные инсинуации…

Один из репортеров крикнул в ответ:

— Значит, вы не собираетесь просить прощения за то, что совершили?

— Ни в коем случае! — рявкнула я, чудом пробравшись за руль.

Репортеры облепили окно, продолжая выкрикивать вопросы, свет телевизионных ламп слепил меня. Я завела мотор, все отпрянули от машины, и я резко тронулась с места.

В двух кварталах от школы я притормозила у обочины, заглушила двигатель и принялась колотить по рулевому колесу. Я была вне себя от ярости, и не только из-за этих подлых журналистов, я злилась и на себя: все-таки попалась на их удочку.

Значит, вы не собираетесь просить прощения за то, что совершили?

Ни в коем случае!

Как я могла так сглупить? Какое-то время я сидела в машине, не двигаясь, ничего не соображая. Потом все-таки заставила себя поехать в отель.

Как только я зашла в свой номер, зазвонил сотовый. Марджи.

— Я только что видела, — сказала она.

— Марджи, дорогая, я так виновата. Я…

— Разве я не просила тебя спрятаться? — тихо произнесла она. — Я не говорила…

— Я знаю, знаю, я все испортила…

— Нехорошо получилось, дорогая. Это совсем не то, что нам сейчас нужно. И мне только что звонил Дэн, он в ярости.

— Почему он мне не позвонил? — произнесла я, поймав себя на том, что думаю вслух.

— Это уж ты у него спрашивай. Но он очень зол на меня, выговаривает за то, что я позволила тебе сорваться с поводка.

— Это его слова?

— Послушай, его можно понять, он тоже в напряжении. Ему пришлось объясняться с администрацией госпиталя, и его беспокоит, что это может сказаться на его практике.

— И теперь пресса будет доканывать меня этим высказыванием…

— Мы постараемся ответить должным образом. Я могла бы организовать твое интервью какому-нибудь сочувствующему журналисту, чтобы как-то сгладить негатив. Нам необходимо представить твою версию истории в течение следующих тридцати шести часов, иначе победит Джадсон. К сожалению, так уж работают массмедиа — тебе дают всего полтора дня на ответный удар.

— Я сделаю все, что ты скажешь.