Испытание Ричарда Феверела

– Позвольте вам сказать, миледи, что на грех их наводят все время те, кто ни во что не вмешивается. Все, к примеру, боятся его отца. А я вот скажу вам – надеюсь, вы простите меня за это, – что бояться его совершенно нечего. Ведь хотя уже почти двадцать лет прошло с тех пор, как я его знала, – а знала я его ровным счетом шестнадцать месяцев… И вот что я вам скажу: сердце-то у него мягкое, точно у женщины, кто-кто, а я-то уж знаю. В этом все дело. Тут-то все и ошибаются касательно него, ошибалась и я. Это потому, как по лицу его ничего не узнаешь, вот все и думают, что он из железа, а между тем под железом-то этим он, что женщина. А коль скоро у мужчины женская натура, то его и не разгадать! Себя можно насквозь увидеть, мужчину любого, но только не такого, как он: этот ни на кого не похож. Так вот что я вам скажу – уж вы меня извините, – что одно только остается: вести себя с ним так, как с женщиной, и ни в чем не давать ему над собой воли. Самому-то ему ведь невдомек, как ему поступить надо – значит, и другим тоже. Послушайте меня, пусть наши молодые живут себе на здоровье вместе, что бы он ни говорил; а ему дайте время опомниться, как женщине, – и он благословит их, и мы с вами будем знать, что это мы делу помогли. Он гневается, потому как брак этот встал между ним и сыном; он, ровно женщина, вид делает, будто ничего не произошло. Только в браке святости-то больше, чем в нем самом. Брак-то ведь до него господь создал, и не упомнишь когда, и, думать надо, долго еще после него все так будет, коли только, не приведи господь, весь мир не сокрушится.

Миссис Берри только выразила на своем неотесанном языке мысли самой леди Блендиш. Последняя твердо решила, что необходимо уговорить Ричарда сейчас же послать за женой, и взяла это на себя. Он написал Люси, прося ее приехать к нему. Люси хотела жить своим умом, однако хотеть этого, не имея жизненного опыта, столь же опасно, как знать что-то наполовину. Исполняя свой тщательно продуманный план дать всем родным Ричарда почувствовать, что она достойна того, чтобы войти в их семью и покорить их одного за другим, она завела переписку с Адриеном, которому было приятно получать ее письма. Адриен непрестанно заверял ее, что все идет хорошо: время залечит рану, если только оба они окажутся достаточно стойкими и наберутся терпения; он писал ей, что есть уже признаки того, что сердце баронета смягчилось; им следует как можно бережней отнестись к этим благоприятным симптомам. Мудрый юноша и вправду делал слабые попытки смягчить баронета. В воображении своем он видел себя ее благодетелем. Это привело к тому, что Люси писала мужу несусветную чепуху, в которой тот никак не мог разобраться и заключал из ее писем только то, что она счастлива, живя надеждой на лучшее, однако все же чего-то боится. Затем миссис Берри, поупражняв свою руку и сочинив письмо, отправила его молодой жене. Та ответила ей, и в ответе этом говорилось, что она полагается на время.

«Бедняжка ты моя, – в свою очередь отвечала миссис Берри. – Я-то знаю, какую муку ты терпишь. Таких мучений жена никогда не должна от мужа скрывать. Узнай он, что она способна переносить разлуку с ним, он может невесть что подумать. А полагаться во всем на время, – да это ведь все равно что вообразить, что ты можешь раздеться догола и не простудиться». Люси, однако, была непоколебима.

Ричард перестал ее звать. Он начал думать, что прожить жизнь так, как прожил свою он, мог только безумец. В самом деле, что же он в этой жизни сделал? Он сжег скирду и – женился. События эти были для него чем-то связаны между собой. А где же тот герой, что должен был получиться из Тома Бейквела, ничтожного человека, которого он сам же научил лгать и мошенничать? И ради чего? Боже праведный! Какой постыдной выглядела его женитьба, когда он озарял ее вдруг светом своих былых идеалов! Молодому человеку захотелось развлечься. Он позволил тетке ввести его в светские круги, однако вскоре ему все это опостылело, и он принялся ездить поздно вечером к миссис Маунт, начисто позабыв о том, ради чего он посещал ее поначалу. Ее мужской разговор, который он принимал за чистую монету, освежал его, тем более что произносимые ею слова слетали с прелестных уст.

– Зовите меня «Белла», а я буду звать вас «Дик», – попросила она. Так они и стали друг друга звать. В письмах своих к Люси Ричард ни разу о ней не упомянул.

Миссис Маунт говорила о себе совершенно открыто.

– Я не хочу казаться лучше, чем я есть, – сказала она, – но знаю, что я нисколько не хуже многих женщин, что ходят с высоко поднятой головой. – В подтверждение этого она рассказывала ему разные истории о блестящих дамах с незапятнанной репутацией и нашептывала ему на ухо довольно грязные сплетни.

К тому же она его понимала.

– Дорогой мой Дик, вам необходимо на что-то употребить свои силы. А вы взяли и женились, как какой-нибудь…

Ну не буду говорить, кто… к друзьям надо относиться с уважением. Идите в армию. Попробуйте скачки. Я научу вас кое-каким уловкам – друзья должны помогать друг другу.