Испытание Ричарда Феверела

Том сообразил, что от него требуются подробности, и рассказал, как слышал от одной из горничных в Белторпе, фамилия которой была Дейвенпорт и которую он давно уже знал, что молодая хозяйка не сомкнула глаз, как только узнала, что ей надо будет уехать и что, сидя у себя на кровати, жалостно проплакала до утра, хоть и никому ничего не сказала. Тут Ричард был уже не в силах сдержать хлынувших из глаз слез. Том сказал, что пытался ее увидеть, но Адриен посадил его за работу, велев подсчитывать какие-то огромные суммы и сидеть за этим весь день! Он сказал, что молодому господину приятно будет узнать, что Том это делал.

– Да к тому же еще латынь, – добавил Том, – всякие там падежи! Есть с чего с ума сойти, сэр! – патетически воскликнул он. Несчастного заставили зубрить латинские склонения.

Том сказал, что видел ее в последний раз утром в день отъезда; пригорюнилась она, успела только кивнуть ему из коляски – меньшой Блейз ее повез.

– Глаза у нее предобрые, – добавил Том, – а сама все плачет. – За что Ричард потряс ему руку.

Тому нечего было больше сказать, кроме того, что на повороте дороги девушка высунула руку и помахала ему, будто хотела сказать: «Прощай, Том!»

– И хоть ей было уже не увидать меня, – добавил Том, – я снял шляпу. Я подумал, какая же она хорошая, коли даже и меня в такую минуту вспомнила.

Говорил он это с большим волнением – он ведь должен был вести себя как герой, да и господин его помешался от любви.

– Ты ее больше не видел, Том?

– Нет, сэр, это было в последний раз!

– Так это было в последний раз, Том?

– Да, сэр, больше я ее не видел.

– Зачем они ее увезли? Что они с ней сделали? Куда они ее увезли?

Эти стремительно вырывавшиеся у него вопросы были скорее всего обращены к небесам, а не к Тому.

– Почему же она ничего не написала? – продолжал Ричард. – Почему она уехала? Она моя. Она принадлежит мне! Кто посмел ее увезти? Как она могла уехать и не написать мне, Том!..

– Да, сэр, – сказал отменно вымуштрованный рекрут, вытягиваясь в струнку в ожидании команды. Тон, которым Ричард произнес его имя, изменился; он ожидал, что изменится и предмет разговора, однако вопросы были все о том же.

– Куда же это ее увезли? – повторял Ричард, и ответить на это Тому было, пожалуй, еще труднее, чем решить самую сложную арифметическую задачу. Вместо ответа углы рта его опустились, и он вперил в своего господина неподвижный тупой взгляд.

– Говоришь, она плакала, Том?

– Беспременно так, мастер Ричард. Проплакала всю ночь, да и день тоже.

– И она плакала, когда ты ее видел?

– Вид у нее был такой, будто сейчас только слезы лились.

– А лицо у нее было бледное?

– Бледное как полотно.

Ричард замолчал, пытаясь определить, не может ли он извлечь еще что-нибудь из того, что услышал. Он был как в клетке и, пытаясь из нее вырваться, при каждом движении натыкался на те же самые прутья. Ее слезы сияли ему из тьмы, как звезды ночи. Он вверял им себя как путник – небесным светилам. Разгадать их тайну он не мог, но несомненно было одно: она его любит.

Последние краски заката померкли. Заходящее солнце больше уже не струило на землю своих лучей. Над горизонтом угасал рассеянный тусклый свет. Туда-то его и влекло. Он вскочил на Кассандру.

– Скажи им что-нибудь, Том, – пробормотал он, – к обеду я не вернусь, – и поскакал в сторону заветного дома в Белторпе; перед глазами у него была бледная рука Люси; она махала ему, прощаясь с ним и ускользая все дальше по мере того, как он приближался. Сокровище его украли; он должен взглянуть на опустевший футляр.

ГЛАВА XXIII Кризис недуга, именуемого тяготением к запретному плоду [66]