— Нет, лейтенант, — возразил Файт, — вы не обезумели, вы просто учитесь.
— Чему? — вскинулась Дэйл. — Дикости? Закону джунглей?.. Кстати, ЦРУ не поставили в известность…
— А насчет «Маеда Мару» вас поставили в известность? — встрял Фудзита. — Или про то, как убийца Каддафи удушил тысячу с лишним японских туристов, вы тоже не знаете?
— Знаю, — тихо ответила она. — Я сама в прошлом году застрелила одного у входа в док. — Она кивнула на Брента. — Он там был и может подтвердить. Но одно дело самозащита, а другое — истребление.
— Насчет истребления, мисс Макинтайр, в присутствии евреев лучше не рассуждать, — подал голос Бернштейн. — А то я могу рассказать вам про Освенцим.
— При чем тут Освенцим?
— При том, что «истребление» и Освенцим — синонимы. Вы разве не в курсе?
— Не морочьте мне голову! Между прочим, Израиль обменивает пленных.
— Буду морочить. Из нынешних евреев почти никто не видел концлагеря. Они забыли историю, оттого и совершают ошибку. Вера учит быть гуманными, и в этом наша слабость. «Подставь другую щеку», — проповедуют раввины. А у меня после сорок пятого щек не осталось. Вот вы сказали, арабы имеют химическое оружие. Неужели вы думаете, они бы его не применили, если б не боялись наших бомб?
Риторический вопрос повис в воздухе.
— Гнусь надо истреблять. Это единственный выход, — заключил израильтянин.
— Довольно дискуссий. — Фудзита хлопнул по столу ладонью. — Запомните, мадам, пораженчество неприемлемо для самурая. Высший позор — быть взятым в плен. Мы оказываем честь нашим врагам, убивая их в бою.
— Велика честь!
Черные глаза полыхнули гневом; старик едва сдержался.
— Несмотря на все резоны и на мировое общественное мнение, полную ответственность за моих людей несу я. Пусть мир знает: я приказываю им убивать врага по мере возможности. Моих людей, смытых за борт, выпрыгнувших с парашютами, тоже расстреливают. Они будут пользоваться такой же прерогативой.
— Хочу напомнить, что за убийство беззащитных людей по приговору Нюрнбергского процесса удостоились виселицы и те, кто отдавали приказы, и те, кто их выполняли, — не унималась женщина.
Фудзита нацелил в нее палец, как ствол.
— Меня не интересует ваш Нюрнбергский процесс, равно как и Трибунал для Дальнего Востока. Я занят ведением определенной войны и уничтожением конкретных врагов.
— Значит, вы ведете тотальную войну?
— Вы разве не знали?
— Не знала. И весь мир не знает. — Она метнула взгляд в сторону Бернштейна. — Даже большинство израильтян.
— По-вашему, бывает другая война?
— Существует такое понятие, как человечность.
Фудзита невесело рассмеялся.
— Неужели? Где — покажите! Я за «сто лет с этим понятием не сталкивался.
— Когда мое задание будет выполнено, я подам рапорт о переводе.
— Как угодно, мадам. — Фудзита сгорбил плечи, глаза его превратились в щелочки. — Но если женщины добиваются равноправия, они должны быть готовы драться и умирать наравне с мужчинами.
— Я готова, иначе бы здесь не служила. Но я никогда не буду готова убивать.
— Значит, вам не место там, где вы служите, бесстрастно заметил Фудзита. — Война — мужское дело.
— Вы это уже говорили, адмирал. И теперь я убедилась, что вы правы. — Она встала.
Фудзита поднял руку.
— Я вас не отпускал.
Она смотрела на него сверху вниз холодными, вполне соответствующими тону глазами.
— Прошу разрешения удалиться.
— Вы прибыли сюда одна?
— Одна.
— И остановились, как всегда, в «Империале»? Кажется, ЦРУ именно там бронирует номера.
— Да.
— Ездить без охраны опасно, и вы это знаете. — Он взглянул на Брента. — Возьмите двух охранников, штабную машину и проводите мисс Макинтайр до двери номера.
— Я возьму такси. Я в состоянии сама о себе позаботиться. — Она похлопала по чемоданчику (Брент знал, что она всегда носит с собой «Беретту»), потом испепелила молодого лейтенанта взглядом. — Он мне не нужен.
Надо быть дураком, чтоб не понять: она имеет в виду вовсе не сопровождение.
— Это приказ. — Фудзита повернулся к Файту и Уильямсу. — Вы оба немедленно отправитесь в лазарет. Писарь Накамура вас проводит. Потом я потребую от главного санитара Хорикоси рапорт о состоянии вашего здоровья. — Адмирал медленно поднялся с кресла. — Совещание закрыто.
7
Брент и Дэйл спустились по забортному трапу, в ледяном молчании прошли мимо бетонных ограждений, воздвигнутых после провокационной вылазки Кэтрин Судзуки. Направляясь к воротам мимо огромных складов и мастерских, увидели по меньшей мере дюжину обложенных мешками пулеметов. Слухи об уничтожении подводной лодкой «Блэкфин» авианосца «Гефара» и эсминца «Тубару» распространились, как лесной пожар. Хотя официальных сообщений еще не было, каждый встречный приветствовал и поздравлял Брента:
— С возвращением, лейтенант!
— Банзай «Блэкфин»!
— Добрая была охота, мистер Росс!
— Здорово вы их разделали!
Слова были предназначены ему, а взгляды тянулись за плавно покачивающимися бедрами и стройными ногами Дэйл Макинтайр.
— Здорово вы их разделали! — передразнила она.
— Тебе не понять, — устало отозвался Брент.
— Где уж нам! Зато я другое понимаю. Фудзита нарочно послал тебя со мной.
— Ты против?