Испытание (СИ)

Этот железный человек со стальными нервами иногда бывал таким неожиданно набожным. Наверное, просто изредка позволял совести просыпаться, хотя в остальное время носил ее в себе чисто про запас. Но сейчас, услышав его слова, Арсений вдруг осознал, что его помиловали. И такая надежда зажглась, что сердце заболело. Любое наказание несет в себе и награду, если, конечно, наказанный сможет это понять.

- Дядя Коля.... Не хочу возвращаться в свою жизнь. Не хочу. Прошу, сделай так, чтобы я умер для всех. Чтобы Арсения Мошкова просто не стало. Ты ведь можешь, столько раз делал... Прошу...

Борисов взглянул на него так, словно вобрал всего глазами, потом коротко кивнул головой:

- Хорошо. Сделаю, как ты хочешь. Но уж ты прости, Сеня, ты исчезнешь навсегда. Если вздумаешь где-нибудь всплыть, я позабочусь о том, чтобы ты исчез окончательно.

- Да, согласен, только выполни то, что я написал там...

- Э нет, Сеня. Если ты исчезаешь, то исчезаешь. Теперь я буду решать, что и как делать, твое слово кончилось. Или возвращайся и делай все сам, или не смей ни во что вмешиваться, потому что тебя, - Николай Савелич показал на него пальцем, - НЕТ.

Удивительно, стоит только упасть из князи в грязи, так тебя сразу же начинают топтать... Что ж, так тому и быть.

- Делай как знаешь, - решение было принято, тот, кто был раньше Арсением Мошковым, устало закрыл глаза.

Доверенный с минуту смотрел на него, проникаясь своей новой ролью. И чем дальше, тем больше эта роль ему нравилась. Быть всесильным. Всемогущим. Ни перед кем не отчитываться. Вершина пищевой цепи, мать его!

А что же думал лежащий на больничной койке весь изломанный мужчина, который еще немногим больше часа хотел уйти из жизни и отказаться от всего вот этого? Он думал, что вышло не совсем так, как он хотел, но может быть Бог даст ему шанс что-то исправить, чтобы обрести душевный покой. Он не смел мечтать о счастье, хотя бы о прощении. И то, может быть... Сам бы он не простил. Счастье виделось ему несбыточным. И совсем уж никак не было связано с такими понятиями, как 'всесилие' и 'всемогущество'.

В течение получаса в палату наехало трое умных ребят в очках. За три часа их плодотворной работы больше трех миллиардов свободных денег были переведены на 'чистые' счета в нормальных банках, на предъявителя, так сказать. Для того, чтобы всю лавочку аккуратно прикрыть, да и на вознаграждение для исполнителей. А потом можно и подождать, пока юристы будут свой хлеб отрабатывать.

Всё. Мошкова Арсения Васильевича не существует.

И думал он теперь о том, что теперь от него ничего не зависит, и это чувство собственного рабского бессилия тягостным печальным грузом ложилось на сердце. Не вымолить ему прощения у тех девчонок, которых продал. Да и у других, кого обидел. Никогда. И на то, как поступят с ними, тоже теперь не повлиять. Только слабая надежда брезжила, если суметь заслужить прощение хотя бы одной... если она... Может быть, тогда Господь простит его и отпустит грехи. За эту слабенькую, тонкую ниточку можно было уцепиться, чтобы выжить.

Есть такая старая восточная поговорка: 'Когда ты шел туда, я уже шел обратно'. Так вот, сходить на ярмарку жизни, повидать, что чего стоит, иные ведь за всю жизнь-то не успевают. Так и остаются в неведении.

***

В общем, почти все, что сообщили прессе о той автокатастрофе, в которую попал господин Мошков, соответствовало действительности, кроме утверждения о его гибели. Но это теперь была тайна. И о том, кроме 'умного' медперсонала частной клиники, известно было только троим. Самому Арсению Мошкову, его доверенному лицу Николаю Борисову и Марии Ниловой, начальнику внутренней охраны. Да еще тем троим ребятам в очках, но они, как и сами деньги, безличны и ко всему безразличны. И всегда молчат. А информацию эту надо было похоронить. Как, впрочем, и все предсмертные записи Арсения Мошкова.

Почему? Причины были.

Начнем с того, что тот рукописный документ, что Арсений Мошков оставил вместе с указаниями 'На случай моей внезапной смерти' содержал совсем уж бредовые указания. Что значит предать гласности творившиеся в замке дела? И какого черта ему вдруг вздумалось переписывать завещание за полчаса до смерти? Не говоря уже о том, зачем здоровому, молодому и ужасно богатому мужику было торопиться на тот свет?

Впрочем, это было его право, Мария не собиралась ничего оспаривать. Вот еще. Но! Ни о какой гласности речи быть не могло. Ему-то хорошо, он свалил в сторону и прикинулся мертвым. С мертвого взятки гладки! А их припекут так, что мало не покажется. Да еще и девочки эти... Дожили. Возись теперь с ними, сопли подтирай. Замуж их всех надо повыдавать!

Мысль здравая, хорошая мысль.

Но были еще те семнадцать девчонок, которых продали раньше. Вот где был настоящий геморрой! Их еще предстояло найти. У Николая Борисова душа переворачивалась от такой перспективы, но проклятая совесть! Не хотелось потом, как Сеня... Хотелось спать спокойно. Да и чувствовал он свою вину перед ними. А потому этот пункт посмертной воли Сениной решил выполнить.

Глава 38.