Испытание смертью или Железный филателист

Но периодически эту работу заменяли другой — заставляли чистить битумный пол зубными щетками, точно как немцы в концлагере. И это было ужасно унизительно.

По тюрьме ползли легенды об Алексее, заключенные относились к нему с огромным уважением, при каждом удобном случае говорили:

— Ты — русский шпион! Ты их обыграл! Они будут продавать тебя подороже!

А один подарил машинку для сигар со словами:

— Возьми на память. Будешь сигары подстригать. Вдруг больше не увидимся. Я таких, как ты, не видел, здесь у нас обычные люди: убийцы, воры, насильники…

Как-то охранник повел Козлова в тюремный госпиталь, и человек в белом халате поставил его на весы. Алексей и до этого понимал, что очень сильно похудел, но когда отметка на весах застыла на цифре 58 килограммов, испугался. Ведь при аресте весил 90!

После этого его стали обмерять сантиметром, и он пошутил, что, наверное, снимают мерки для гроба. Но человек в белом халате и охранник посмотрели на него с недоумением.

А через некоторое время в камеру пришел начальник тюрьмы и принес довольно приличный костюм по размеру, рубашку и галстук. Пока Алексей переодевался, сердце выпрыгивало из груди.

— Возьмите с собой вещи! — сказал начальник тюрьмы и протянул пластиковый пакет.

Имущество Алексея легко влезало в пакет, он положил туда подаренную машинку для стрижки сигар и ремень для брюк, который ему оставили, когда с него от худобы начали падать штаны. Еще зачем-то добавил в пакет кусок зеленого карболового мыла.

Дорога в кабинет Глоя в костюме и без наручников ощущалась совершенно непривычно. За столом сидел генерал Бродерик, а у окна, как обычно во время допросов, маячил полковник Глой.

Но их нельзя было узнать, словно кто-то надел на них новые лица. Прежним в кабинете выглядел только Гитлер на портрете с тщательно выписанными усиками.

Когда Алексей вошел, Бродерик встал, жестом предложил сесть напротив и только после этого сел.

— У меня хорошая новость для вас, господин Козлов! — радостно начал он. — Вы едете домой!

У Алексея от волнения потемнело в глазах. Бродерик сделал жест, и Глой поднес стакан воды со знакомого подноса на подоконнике.

— Я не должен раскрывать, что вас везут для обмена, я нарушаю закон, — продолжил Бродерик. — Сейчас передадим вас службе нашей разведки. Я не знаю, что они выкинут, но если хотите уцелеть, скройте, что вы в курсе обмена.

Он снова встал, протянул руку для рукопожатия, Алексей секунду подумал, тоже встал и все-таки протянул руку в ответ.

— И извините за все, что здесь с вами произошло! — добавил Бродерик, глядя в глаза. — Мы просто не представляли, кто вы такой, а теперь узнали! Никогда в жизни не видел таких упрямых людей. Горжусь, что знаком с вами!

Полковник Глой тоже подошел к Алексею, тоже протянул руку и сказал:

— Меня тоже извини. Ты нормальный парень и вообще… настоящий мужик.

Он подмигнул, и после рукопожатия в ладони остался какой-то значок. Алексей машинально сунул его в карман. Было видно, что это не очередная провокация, а счастливый финал, в который так трудно поверить.

Бродерик и Глой, видимо, ждали каких-то слов в ответ, но слов у Алексея не было. И горло перехватило, и о чем говорить с садистами? Кивнул и молча вышел из кабинета в сопровождении двух охранников.

Охранники подвели его к машине с другой охраной и передали им пластиковый пакет с нехитрым имуществом. Алексею предложили сесть на заднее сиденье между двумя охранниками точно так же, как во время ареста, только более вежливо и без наручников.

Глава тридцать первая МОНУМЕНТ ПЕРВОПРОХОДЦАМ

Машина резко газанула с места, и вторая такая же, полная вооруженной охраны, газанула за ней. Алексей оглох от обилия звуков, одурел от запахов, словно его самого вынули из пластиковой упаковки, в которой долго хранили.

Город, забрызганный сиреневыми пятнами цветущей джакаранды, бежал мимо окон машины. Алексей не понял, куда его везут, и внутренне собрался, вспомнив слова Бродерика.

Машины наконец остановились возле одного из холмов, окружавших Преторию. Этот холм был смотровой площадкой — город лежал метрах в ста внизу и просматривался до последней лачуги. Алексею велели выйти из машины и встать на краю обрыва лицом к монументу Первопроходцам.

Памятник был воздвигнут рядом с местом кровавой битвы между зулусами и белыми, как огромный монументище-мавзолеище в полосках и узорах из светлого кирпича.

Козлов слышал, что он называется «Вуртреккер» в память о вуртреккерах — первопроходцах, бурах и гугенотах, ушедших в середине девятнадцатого века из Кейптауна в поисках независимости от британского правления.

Именно потомки этих вуртреккеров, образовавших южноафриканскую белую расу угнетателей, требовали сейчас, чтобы Алексей, не шелохнувшись, стоял на краю обрыва.

— Красивое местечко! Нравится? Здесь тебя и расстреляем! — небрежно бросил главный из сопровождавших.

Алексей впился глазами в темную фигуру вуртреккера в центре монумента, представил себе, как тело полетит сейчас вниз, к подножию горы, а душа, если она есть у атеиста, полетит вверх, к жаркому африканскому солнцу…