Испытание страстью

— С каждым днем ей лучше. Уединение и постельный режим — это все, что ей требуется.

— Мне это тоже необходимо. С тобой.

— Но в постели мы с вами не отдыхаем, милорд.

— Будет ли она чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы обойтись без тебя недели через четыре?

Она улыбнулась:

— К тому времени уже состоится оглашение, и она настолько окрепнет, чтобы нуждаться во мне только время от времени.

— Хорошо, потому что мне ты тоже необходима.

Джессика не стала спрашивать его о матери и Мастерсоне. Она уже заметила выражение лица герцогини и видела, как Алистер что-то сказал матери. И что бы это ни было, выражение его лица и взгляд не изменились, но Джессика почувствовала его решимость.

Ей было знакомо это выражение его лица, известное многим и считавшееся недостойным: бесшабашность, решительность и вызывающая отвага. Это было лицо мужчины, готового без страха ответить на любой вызов.

Когда у него бывало такое лицо, всем было известно, что он не отступит. И как бы его мать ни реагировала на его выбор, ясно было, что он не изменит своего решения.

— Сегодня я не могу остаться долго, — сказала она. — Не знаю, что так занимает Регмонта, но он возвращается домой много позже того времени, когда мы все ложимся спать, а уходит до того, как мы спускаемся к завтраку. Если бы я так хорошо не знала его, то решила бы, будто он избегает меня. Как бы то ни было, ночью я должна быть поблизости от Эстер, да и Ахерон тоже требует внимания.

Он чуть опустил голову, и их губы оказались совсем близко друг от друга.

— Пока что этого достаточно. Мне надо было увидеть тебя, подержать в объятиях. И если не возражаешь, я начну прилюдно ухаживать за тобой.

— Пожалуйста, не медли.

Джессика почувствовала головокружение. Его близость опьяняла ее гораздо сильнее кларета. Она уже давно не пила его, и хотя сказывалось это воздержание и поначалу ей было трудно воздерживаться, сейчас она уже чувствовала себя лучше. Сильнее.

— В противном случае моя репутация будет погублена. Меня заклеймят как отъявленную шлюху. А вы, милорд, должны добиться, чтобы все считали меня уважаемой и достойной леди.

— И это после того, как я столь отчаянно и долго добивался тебя и в конце концов совратил?

— Для тебя я всегда была греховной.

Алистер замедлил движение, потому что музыка перестала играть, но сердце Джессики все еще билось в бешенном ритме. Он сделал шаг назад и поднес к губам ее руку в перчатке.

— Пойдем. До того как ты удалишься, позволь представить тебя матери и Мастерсону.

Она кивнула и, как всегда, последовала за ним.

Алистер принял от лакея шляпу, пальто и трость и направился к двери ждать свою карету.

Когда получасом раньше уезжала Джессика, в зале для него померк свет, и у него не осталось больше причины медлить.

— Люциус.

Он замешкался. Спина его распрямилась, все мускулы напряглись. Он обернулся.

— Леди Трент.

Она приблизилась, слегка покачивая бедрами, облизывая нижнюю губу.

— Вильгельмина, — поправила она. — Мы слишком интимно знакомы, чтобы соблюдать формальности.

Ему был знаком этот сладострастный блеск в ее глазах. Она по-прежнему оставалась красивой, а изгибы ее тела соблазнительными. И все это приходилось расточать на человека много старше ее.

В желудке у него завязался узел — он испытывал стыд. Теперь он больше не располагал защитными стенами, которые когда-то сумел воздвигнуть вокруг себя. Джессика низвергла их одну за другой и раскрыла ему его собственную сущность и ценность. Теперь выбор, который когда-то казался ему правильным… как и то, что он проделывал с женщинами вроде леди Трент… все это внушало ему отвращение.

— Мы никогда не были близки, — сказал он. — Всего доброго, леди Трент.

Алистер поспешил покинуть этот дом и ощутил облегчение при виде ожидавшей его кареты. Он прыгнул в нее, мягко освещенную изнутри фонарем, и устроился на кожаных подушках. Щелкнул кнут кучера, экипаж качнулся и тронулся по кругу подъездной аллеи. Достигнув кованых железных ворот, карета замедлила движение, поскольку впереди оказался затор из нескольких экипажей. Он так и предполагал, что дорога домой окажется непростой, так как улицы были запружены экипажами, перевозящими пассажиров от одного дома к другому, от одного развлечения к другому новому.

Алистер вздохнул и расслабился, возвращаясь мыслями к той минуте, когда представлял Джессику матери и Мастерсону. Все трое были людьми, искушенными в светских играх и настолько умели скрывать свои чувства, что он не мог себе даже представить, что они думают друг о друге. Они, безусловно, любезно обменивались дежурными и ничего не стоящими комплиментами и замечаниями и расстались именно в тот момент, когда их беседа увяла бы и сменилась неловким и принужденным молчанием. Все прошло слишком уж легко и гладко.

Карета остановилась возле кирпичного столба ворот, на вершину которого был водружен каменный лев. Темная тень материализовалась рядом с этим столбом и открыла дверцу кареты. Эта тень была встречена острием рапиры, скрытой в его трости.

Рука в перчатке отбросила капюшон плаща, и показалось лицо Джессики, озаренное шаловливой улыбкой.