Испытание вечностью

Миша был одет в том же стиле, что и Маша – эти мягкие лёгкие ботинки, прямые штаны с накладными карманами, усиленными медными клёпками, и прошитые усиленными швами, как спецовка, этот тянущийся трикотажный тонкий свитер без ворота и без рукавов, без пуговиц, с бестолковой надписью: «Здесь вам не тут!», и ветровка со множеством карманов, тоже пробитых клёпками, и так же крепко простроченная. На голову Миша ничего не надел.

Лифт ехал где-то наверху. Они не стали ждать – легко бежал ось ведь по лестнице! Маше казалось, что она сейчас взлетит. Как в пьесе Островского.

– Это – машина? – удивилась Маша.

– Нет, малыш! Это трактор. Гусеничный. Машина, конечно! Ничего, скоро все машины мира перейдут на подобный вид кузовов. Садись, – Миша открыл перед ней толстенную дверь.

– Какое сиденье необычное. Как непривычно. Обволакивает. Так и ездить – полулёжа?

– Привыкнешь. На этих лавках, что сейчас, уже не сможешь, – улыбался Миша, запустил двигатель, что заурчал мощно, но тихо.

Потом Миша что-то нажал, что-то подкрутил. Вокруг появилась музыка. Маша закрутила головой. Музыка лилась из круглых решёток в дверях. Миша улыбался, с хитрецой смотря на неё.

– Хорошая музыка, – сказала ему девушка.

– Энио Мариконе. Мне нравится. А ещё больше нравится вот это. «Энигма».

Миша что-то нажал, хрустнуло, щелкнуло, из радиолы выскочила прямоугольная коробочка с зубчатыми отверстиями. Миша вставил в отверстие радиолы другую коробочку. Полилась другая музыка. Очень непривычная, очень насыщенная, но мелодичная. Пели не по-русски. Латынь? Это кто поёт на латыни? Английский. Только несколько слов на латыни.

– Поехали!

Машина тронулась тихо и плавно. Быстро набирая скорость. Миша решил поразить девушку ещё сильнее, закладывал резкие виражи на поворотах, входя в них на чрезмерной скорости, по прямой летал с невероятными, самолётными скоростями – за 100 км/ч. Маша сдерживалась, как могла, чтобы не показать, как ей страшно. Особенно – видеть всё это в больших изогнутых стёклах, так разительно отличающихся от маленьких плоских стёкол других автомобилей. Такая обзорность – так страшно! Вот тогда она и поняла, почему кресло в машине так обволакивало – поддерживало Машу при безумных выкрутасах Миши. Наконец, Маша сдалась:

– Миша, милый, не могу больше, не гони!

– Ой, извини, малыш! Забыл, что к скорости привыкнуть надо.

– А почему ты меня называешь «малыш»? Я не намного тебя ниже ростом! Я самая высокая была в классе! Сто семьдесят пять сантиметров!

– Малыш, – улыбнулся Миша. – Ты всегда будешь для меня – малыш. Девочка моя милая. Но если не нравится, не буду.

– Да нет. Пусть будет. Чувствую себя маленькой только. Но защищённой.

Неожиданно её слова погасили улыбку Миши. Взгляд его стал жёстким, звериным. Потом он посмотрел на неё, взгляд его на секунду смягчился. Но как только он поворачивался к дороге, глаза опять становились холодными. Лицо – каменело. Маша тоже посмотрела.

– Флаги снимают. Траур, – сказала Маша.

– Они – ответят!

– Миша, ты обещал! Я тоже тебя прошу – не лезь. Прошу, пожалуйста. Всё что угодно сделаю! Уволюсь, побегу за тобой, как дурочка, на край света! Всё, что угодно! Только не оставляй меня! Я понимаю, что моя просьба ничто, но я очень прошу!

Миша внимательно посмотрел на неё.

– Два, – резко бросил он, как боевой приказ. Тем же тоном, командным.

– Что? – не поняла Маша.

– Батя мне поставил условие – два сына. Поможешь?

– Хоть десять. От тебя – хоть десять. А на что условились?

– Пока не будет двух наследников, не видать мне дальнейшего, как своих ушей. Пока не будет двух Михалычей – Батю я не увижу.

– А на свадьбе он не будет? – расстроилась Маша.

– Надеюсь, нет. Иначе это будет не свадьба, а Сталинград. Отец патологически не умеет отступать. А что?

– Ты подумал, что я по службе интересуюсь? Нет, любимый. Я не дурочка. Хотела познакомиться с великим и ужасным…

– Гудвином, – перебил её Миша.

– Каким Гудвином? – удивилась Маша.

– Есть такой сказочный персонаж, – усмехнулся Миша. Со злорадством понимая, что это он у Бати заразился привычкой сбить пафос момента – нелепой, неуместной шуточкой.

– Невоспитанный солдафон, – вздохнула Маша, гладя торпеду приборной панели ладонью и проводя пальцами по большому, сильно наклонённому, выпуклому сразу во многих направлениях стеклу, – перебил девушку. А я хотела познакомиться с твоим отцом. И – боялась.

– А чё боялась-то? Он вообще-то мягкий и пушистый. Когда спит зубами к стенке.

– Шутишь всё, – вздохнула Маша. – А как не приглянусь я твоим родителям? Не понравлюсь?

– Головы не забивай! – рыкнул Миша, втискивая машину на 60 км/ч в просвет двух машин на перекрёстке. – Нравится, не нравится, спи моя красавица! Батина присказка. Мой выбор. Да, что я перед тобой? Слушай – правду! И решай, пока не поздно! Отец и его лучший друг генерал Вишнин нашли тебя. Выступили как сваты. Они нас свели, как кобелька и сучку. Если бы ты им не понравилась, служила бы и дальше в райотделе. Какой области?