Испытание весной

Вот только… интересно, пробьет ли эти амулеты король? И если да, сможет ли повлиять на нее, навязав желание выйти за Ларка? О силе и возможностях короля ей не рассказывали — так, в двух словах только, ровно настолько, насколько знает любая уличная торговка. А ведь еще и не факт, что это все соответствует истине. В конце концов, спроси ту самую «любую торговку», и наверняка окажется, что та уже заочно поженила барышню Джегейль фор Циррент с принцем Ларком, потому что «все так говорят» и «иначе и быть не может». Слухи — они такие. Вот и думай, Женечка, что делать и как себя вести…

Принц Ларк находился в состоянии крайнего бешенства, и, разнообразия ради, подготовка к войне была совершенно ни при чем. Взбесишься тут, если любая уличная торговка заочно поженила тебя с девушкой, к которой ты испытываешь исключительно дружеские чувства! А самое мерзкое, что все это происходит с ведома, одобрения и попустительства собственного деда!

Вытребовав возвращение барышни Джегейль через Дарценен и послав Ларка инспектировать работу Реннара, а заодно встретить девушку, король и слушать не стал возражений внука. Только рыкнул:

— Распустился ты у меня. Лоботряс. Езжай, и попробуй только не поговорить серьезно с барышней фор Циррент.

— Выпорешь, как мальчишку? — огрызнулся Ларк.

— Поздно тебя пороть, — отмахнулся дед, — хотя, может, и следовало бы. Просто послушай наконец меня без своих глупых споров и возражений. Считай, что это приказ, в конце концов. Королевская воля.

Когда дед говорил «просто послушай меня», и уж тем более, когда припечатывал сверху, словно Главной Печатью: «королевская воля», — спорить было бесполезно. Иногда даже опасно. Поэтому Ларк лишь сказал, подпустив в голос яду:

— Слушаюсь, ваше величество.

В конце концов, всегда можно исполнить распоряжение буквально. Поехать, проинспектировать — кстати, и сам с удовольствием посмотрит, как дела у Рени, — встретить Джегейль, тем более что он и в самом деле изрядно соскучился. Да и похвастать хочется! Уж она должна оценить, во что вылился ее кривой рисунок с путаными пояснениями!

А поговорить… Один раз они с Джегейль уже говорили на эту тему. Ну что ж, поговорят еще раз. От разговора не убудет.

И все же, все же… Ларк не мог не признать, что дед прав: из всех возможных претенденток Джегейль — лучшая. Хотя бы тем, что умна, не амбициозна, понимает, что такое «государственные интересы» и сколько у короля проблем и забот. Не говоря уж о кладезе самой разной и удивительной информации, неожиданных идеях, легком характере… клад, а не девушка. Вот только прямо сказала, что замуж за принца не хочет. Дед говорит — поухаживать, соблазнить, очаровать. Но ведь она попытки соблазнения тут же заметит, и…

На «и» воображение отказывало. При всем своем опыте ухаживания и соблазнения Ларк не мог предположить, как поведет себя Джегейль. Одно мог сказать точно — ждать, что барышня фор Циррент тут же, как пишут в романах, «падет в его жаркие объятия», было бы несусветной глупостью.

Однако больше всего тревожило и даже злило, что Ларк и сам уже не знал, чего хочет добиться. Отказа или согласия? Остаться с Джегейль добрыми друзьями или все же попытаться пробудить любовь? Или, того проще, сговориться о браке на основе дружбы и уважения, понадеявшись, что семейная жизнь со всеми ее приятными обязанностями пробудит более пылкие чувства?

Ведь и правда, если выбирать женщину, рядом с которой придется провести всю жизнь, то Джегейль куда приятней, чем любая из прежних его пассий. А постель — что постель? Как и положено признанному любимцу дам, принц твердо знал, что сумеет ублажить любую. Дед вообще сказал бы: «Что за дурная фантазия выбирать будущую королеву, думая, какова она в постели. Главное, чтобы родить сумела».

От мыслей о Джегейль и злости на деда отвлек верный друг Рени. Не сказать, чтобы Ларк вовсе не верил в управленческий талант своего порученца, но такого — не ожидал. Огороженный всеми мыслимыми магическими щитами, а вдобавок — самым обычным забором с охраной на воротах, на месте, выделенном под воздушную верфь, стоял небольшой городок, иначе не скажешь. Направо от ворот — два длинных дома-времянки и такой же длинный ряд сараев, складские навесы, со всех сторон плотно укрытые старой просмоленной парусиной, кухня с хлебной печью, конюшня. Налево, за легким, чисто символическим штакетником — мастерские, большая, расчерченная на несколько кругов ритуальная площадка и, наконец, то, ради чего и выросло в глубине леса, в отдалении от порта и города, это поселение. В ряд, каждый — на своей площадке, покачивались серебристые капли воздушных шаров. Полтора десятка.

За месяц!

— Рени, ты… Бог мой, святое древо, теперь я понимаю, что такое на самом деле «совершить невозможное»!

— Я боялся, — тихо, как будто нехотя, признался Реннар. — Боялся, что не получится ничего, не смогу, подведу.

Ларк покачал головой:

— Врешь ты все, друг. С одного только страху такое не поднимешь. Не ценил я твои таланты, вот что.