Далее Б.М. Шапошников сообщает: «Я уже вчера, 10.9, говорил с Вами относительно того, что через три дня Еременко начинает операцию по закрытию прорыва к северу от Конотопа и что 2-й конный корпус Верховным Главнокомандующим от Днепропетровска направлен на Путивль. Таким образом, необходимо Вам в течение трех дней ликвидировать передовые части противника у Ромн, для чего, я считаю, Вы сможете две дивизии с противотанковой артиллерией взять от черкасской (26-й) армии и быстро перебросить их на Лохвицу навстречу мотомехчастям противника».
Чего же еще надо командованию ЮЗФ? Но… А.И. Еременко начинал и безуспешно кончал неизвестно какую по счету атаку против Гудериана. Конному корпусу еще надо было дойти от Днепропетровска до Путивля… И Кирпонос осмеливается возразить начальнику Генштаба (Сталину он не возражал): «Создавшиеся положение… характеризуется не только выходом сегодня противника в район Ромн, Гайворон, но и взломом обороны в районе Чернигов, Окунино. 5-я армия ведет тяжелые бои в окружении (кстати, тоже по вине Ставки, не давшей своевременного разрешения на отход. –
«Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной Вам реки мне кажется опасным…» Предлагалось, создав ударный кулак из 5–6 дивизий, «повести отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом», а также «немедленно организовать оборонительный рубеж на р. Псел… После всего этого начать эвакуацию Киева… закрепиться на восточном берегу Днепра… Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути сопротивления» (16, с. 325–326).
Казалось бы, все верно. Сталин предупреждает: отступать без подготовленных тыловых рубежей обороны опасно. Правда, не ясно, кто виноват в том, что они не готовились, ведь Гудериан наступал на юг с августа, да и дивизии группы армий «Юг» давно стояли у днепровских переправ. Верховный главнокомандующий предложил сначала создать оборонительный рубеж, задержав Гудериана «отчаянными» атаками, а затем отойти на восточный берег Днепра и там закрепиться. План мог бы быть приемлемым, если бы имелось время для организации тылового рубежа и эти самые 5–6 дивизий, способные задержать наступление противника. Сталин предлагал то, что в той ситуации осуществить было уже невозможно.
Невольно всплывает аналогия со знаменитым советом в Филях, где Кутузов принял свое историческое решение об отходе. А положение русской армии после Бородинского сражения, казалось, было прочным. Но Кутузов отступил не потому, что ему не жалко было Москвы, а потому что мудро рассудил: выиграть войну можно, лишь сохранив армию. Сталину же хотелось сохранить все разом – войска, Киев, престиж. Он рассчитывал на мифические «отчаянные» атаки. Кутузов же высчитывал свои шансы не как игрок, ставящий все на одну карту, а как полководец-аналитик. Решение в Филях 1812 г. и решение в Кремле 1941 г. – примеры разного уровня анализа проблемы, расчета вариантов. Сталин в очередной раз за 1941 г. оказался не на высоте.
Прибывший на место С.М. Буденного С.К. Тимошенко в отличие от прежнего главкома не сразу сумел правильно оценить обстановку. Его вывод сводился к тому, что «мероприятия, проводимые генералом Кирпоносом, не преследуют решительных целей для нанесения удара в направлении Ромн, где противник слабее». Через несколько дней под напором фактов он изменил свое мнение, только для восприятия этих фактов не требовалось маршальского звания. Хватило бы и капитанского опыта.
Сам М.П. Кирпонос в эти дни cовсем потерял себя. Он раздваивался между пониманием угрозы фронту и необходимостью оправдаться перед обвинениями в панических настроениях. Ему не доставало воли принципиально отстаивать свою оценку ситуации. Демарши в Ставку от 7 и 11 сентября делались во многом под давлением нового начштаба фронта генерал-майора В.И. Тупикова, личности яркой, волевой, с обостренным чувством опасности и хорошими аналитическими способностями. Будучи военным атташе в Берлине, он неоднократно слал в Москву предупреждения о надвигающейся войне. И вновь Тупиков сигнализировал об опасности, теперь применительно к Юго-Западному фронту. И опять кремлевские вожди его не слышали. Кирпонос же гнулся между двумя волевыми полюсами. Попросив отвода войск у Шапошникова, он в разговоре со Сталиным, после его заключительного требования перестать искать рубежей для отступления, вдруг забил отбой: «У нас мысли об отводе войск не было» (Тупиков, слушая Кирпоноса, схватился за голову). На что Сталин резонно заметил: «Предложение об отводе войск Юго-Западного фронта исходит от Вас и Буденного…» (16, с. 326, 327).