Что спасло фронт на юге после такого разгрома? Во-первых, линия наступления немецких войск безмерно растянулась – с 500 до 1400 км! Резервов у германского командования не было, пришлось привлекать войска союзников – румын, венгров, итальянцев. Дивизии подошли, но их невысокое качество позже сыграло роковую роль для немецких армий. Две танковые армии – 1-я и 4-я – буквально потерялись среди просторов Кубани, Дона и приволжских степей. Ударные кулаки превратились в растопыренные пятерни. И, во-вторых, опять свое веское слово сказали советские резервы. В июле на смену разбитым 90, 21, 28, 38, 40-й армиям были выдвинуты пять общевойсковых резервных армий: 3-я резервная армия стала 60-й армией, 6 РА – 6-й, 5 РА – 63-й, 7 РА – 62-й, 1 РА – 64-й. В районе Сталинграда в бой вступили части из формируемых 1-й и 4-й танковой армий (240 танков и две стрелковые дивизии). Это сразу изменило численное соотношение сил. С 23 по 31 июля 270 тыс. немецких солдат вынуждены были атаковать 300 тыс. советских, имея 3,4 тыс. орудий и минометов против 5 тыс., 400 танков против 1000 (2, кн. 1, с. 352). Приведя эти данные, военные историки новой России самокритично отметили, что до них считалось (т. е. советскими историками утверждалось), будто противник имел тройное превосходство в силах! И впрямь, если врать, то не мелочась.
Немцы дрались с фантомами. На месте поверженных армий и фронтов немедля возникали новые. Растянутость коммуникаций привела к перебоям в снабжении. В июле 6-я армия простояла восемь суток, оказавшись без горючего для танков. И стремительное прежде продвижение немцев к концу августа застопорилось. Дальнейшее продвижение войск стало исчисляться считаными километрами. У стен Сталинграда и у Орджоникидзе началась вязкая позиционная борьба, не сулившая громких побед. Коньком вермахта был маневр, а его постепенно стали принуждать биться за тактические задачи, что было на руку Красной Армии.
Для всех поражений Красной Армии 1941–1942 гг. характерна одна общая особенность: советские войска не выдерживали массированного удара противника и обращались в бегство. Но что парадоксально: эта закономерность не распространялась на глухую позиционную оборону. Севастополь держался семь месяцев, Одесса – около двух, не был взят Ленинград, а вот в поле советские войска не выдерживали атаки немцев. Почему? Чтобы ответить на этот вопрос, зададимся другим вопросом: из каких основных частей складывается боевая устойчивость войск?
1. «Винтики войны». Во-первых, паническое отступление 1942 г. во многом было связано с неверием солдат в свое командование. Неверие в то, что оно найдет выход из трудного положения, поможет своевременно огнем и резервами. У Барвенково и в Крыму, на Волховском фронте у Любани и под Ржевом они могли убедиться, что командование часто теряется, не умеет хорошо воевать, не ценит солдатские жизни. Существовала трещина, а может быть – пусть и не везде – пропасть между солдатской массой и командным составом. Вот свидетельство фронтовика. В письме солдата М.П. Ермолаева от 4 августа 1942 г., перехваченном цензурой, есть такие строки: «Командование наше стоит не на должной высоте, оно первое бросается в панику, оставляя бойцов на произвол судьбы. Относятся же они к бойцам, как к скоту, не признавая их за людей, отсюда и отсутствие авторитета их среди бойцов» (3, с. 532–533). Поэтому, когда создавалась угроза окружения, то люди предпочитали доверяться инстинкту самосохранения, а не своему командованию. Однако там, где солдаты видели умных командиров и чувствовали толковое управление, в тех частях и соединениях солдаты сражались хорошо. Они знали – их не подведут, не бросят. Единение воли и таланта командиров, боевой выучки и психологической уверенности солдат – вот стержень устойчивости войск.