Испытание воли. Повесть о Петре Лаврове

На другой день Национальное собрание, заседавшее не в Париже, а в Бордо, приняло унизительные условия мира. 3 марта германские солдаты оставили Париж, вышли за городскую черту.

Утром 18 марта Лавров услышал из открытого окна своей мансарды внезапную стрельбу на близком Монмартре и шум уже совсем близко — с площади Клиши. Он торопливо вышел из дому и увидел, как через эту площадь беспорядочно отступают войска.

Оказалось, еще в три часа ночи они были посланы правительством Тьера на Монмартр, чтобы захватить и увезти пушки Национальной гвардии. Но когда жители Монмартра проснулись и увидели, что пушки увозят, они выбежали из домов, чтобы этому помешать. Два барабана сыграли сбор, и навстречу солдатам правительства решительно и грозно выступили национальные гвардейцы Монмартра. Солдаты явно не ожидали такого сопротивления. Многие, после недолгих колебаний, перешли па сторону Национальной гвардии. Остальным пришлось бросить пушки и бежать.

Вот этих бежавших он и видел на площади Клиши. Народ побеждает!

На улицах собирались толпы парижан — бурно обсуждали события дня. Все громко выражали свою радость: планы Тьера провалились! Долой Тьера!

Правительство Тьера покинуло столицу. Тьер перебрался в близкий и безопасный для него Версаль.

Батальону Национальной гвардии стягивались на площадь у ратуши. _;

Наступило 19 марта, быстро развеялся легкий рассветный туман, яркое солнце заблестело на окнах домов.

На стенах расклеивались плакаты Центрального комитета Национальной гвардии — Париж узнавал, что он свободен! Ратуша была занята вчера вечером без единого выстрела.

Лавров быстрым шагом пошел к этой площади, где собирались ликующие толпы парижан. Над ратушей развевалось красное знамя.

Вернувшись к себе, он в самом праздничном настроении написал корреспонденцию в газету «Internationale»: «Итак, вот еще одна революция, и совершенно непохожая на другие… Лавочники таращили глаза при виде подписей этого ужасного Центрального комитета Национальной гвардии, который в данное время управляет Парижем. И все совершенно неизвестные люди! Швейцары делают презрительные мины, говоря своим жильцам: «Посмотрите, мадам, что это за правительство! Это смешно. Все простые люди! Бродяги! Рабочие! Да, мадам, простые рабочие!»

Лавров торжественно заявлял в той же корреспонденции для брюссельской газеты: «Все мои пожелания и пожелания ваших читателей, я уверен, сводятся к тому, чтобы победила эта республика, вышедшая действительно из народа, основанная рабочими, которые желают только справедливости и братства…»

Уже 21 марта Центральный комитет Национальной гвардии показал себя настоящим защитником парижских бедняков: издал приказ приостановить продажу вещей, заложенных в ломбард, отсрочил на месяц квартирные платежи и запретил домовладельцам выселять жильцов — впредь до нового распоряжения.

В полном порядке 26 марта в Париже были проведены выборы в Коммуну. Ожидалось, что 28-го итоги выборов будут оглашены на площади перед ратушей. В этот день, вместе со многими тысячами парижан, Лавров устремился туда.

С музыкой, с красными знаменами пришли на залитую солнцем площадь батальоны Национальной гвардии! Перед ратушей была сооружена трибуна, и один из членов Центрального комитета сказал с трибуны как можно громче, чтобы все его слышали:

— Центральный комитет передает Коммуне свои полномочия. Граждане, сердце мое переполнилось радостью, и я не могу говорить речь… Дозвольте мне лишь воздать хвалу населению Парижа, показавшему миру такой великий пример!

Другой член комитета огласил список выбранных в Коммуну по всем округам. Забили барабаны, тысячи голосов радостно и торжественно запели «Марсельезу». С трибуны прокричали:

— Именем народа Коммуна провозглашена! Всеобщий крик восторга пронесся над площадью, тысячи голосов слились в один:

— Да здравствует Коммуна!

Развевались над толпой знамена, из окон окружавших площадь домов сотни рук махали платками. И вместе со всеми Лавров распевал «Марсельезу» и кричал, потрясая кулаком:

— Vive la Commune!

Вернувшись домой, он схватил перо и написал очередное письмо в Брюссель. «Твердость Центрального комитета, его спокойствие и ум одержали верх над всеми трудностями, — торжествующе сообщал он читателям газеты «Internationale». -…Он сумел быть твердым, не злоупотребляя своей силой и диктатурой… Если и был беспорядок на улицах Парижа, если лавки иногда внезапно закрывались, если происходили более или менее кровавые столкновения, то единственной причиной этих происшествий была так называемая партия «порядка». Если в данный момент, когда я вам пишу, торговля и промышленность переживают страх, дела не идут, иностранцы и трусливые люди покидают Париж и какое-то чувство общественного недомогания продолжает тяготеть над столицей, то виной всему этому является не поддающаяся квалификации позиция Версальского собрания; оно не сумело ничего предупредить, ничему помешать и не может охотно примириться с совершившимися фактами, законность которых очевидна и легализация которых дала бы внутренний мир Франции».