Испытание волхва

Он показал на Коляна, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу, стоя в проёме двери. Казалось, что Колян сомневается, войти ему или бежать прочь сломя голову, и поступит так или иначе в зависимости от того, какое решение примет Нина Осиповна. Он не понимал замысла своего приятеля и явно трусил, ожидая каждую минуту, что их разоблачат и с позором прогонят, но пытался скрыть это. Однако он был плохой актер, его выдавали дрожание рук и бегающий взгляд. Если бы Нина Осиповна внимательнее посмотрела на него, то обо всём догадалась бы. Но она даже не взглянула в его сторону. После разговора с бабкой Матрёной Нина Осиповна чувствовала себя виноватой. И она не хотела корить себя ещё и в том, что не поверила людям, которые, возможно, действительно изменились, пережив то, что им выпало на долю, пусть даже по собственной глупости. В жизни всё бывает. Недаром же было сказано: кто без греха, пусть первым бросит камень…

Нина Осиповна подумала: «Какое право я имею судить людей? Кто я такая?!» Эта мысль прогнала сомнения.

– Хорошо, я не возражаю, – сказала она. – Но мне надо будет встретиться с Олегом Витальевичем Засекиным, с которым администрация посёлка подписала договор на строительство школы. Узнать, что он думает. И собирается ли выполнять взятые на себя обязательства. Все сроки давно прошли, но ведь был форс-мажор, предусмотренный договором. Пожар…

Впервые, говоря о школе, Нина Осиповна употребила слово «пожар» вместо «поджог», и Егорша заметил это. Но радость померкла, когда он понял, что его замысел может потерпеть крах из-за непредсказуемого решения хозяина Усадьбы волхва. И он попытался отговорить Нину Осиповну.

– Неужели мы с вами будем зависеть от этого язычника и чернокнижника? – спросил он с нарочитым удивлением. И многозначительно добавил: – Отцу Клименту это не понравится.

Но, один раз пойдя на компромисс, Нина Осиповна не собиралась и впредь во всём уступать человеку, который был ей неприятен. К хозяину Усадьбы волхва Нина Осиповна относилась намного лучше, считая того порядочным человеком, несмотря на «религиозные заблуждения», как она дипломатично называла его приверженность язычеству. Сама Нина Осиповна исповедовала православие, однако не находила в себе силы осудить жёстко и безоговорочно, подобно отцу Клименту, языческую веру, которой придерживались её предки. «Кто я такая, чтобы судить?!» – спрашивала она себя в тех редких случаях, когда задумывалась о религии. И, по своему обыкновению, шла на уступки, считая, что душевное спокойствие дороже принципов, а справедливость и закон не всегда совпадают.

Поэтому тоном, не допускающим возражений, она ответила:

– А при чем здесь язычество и отец Климент? Договор есть договор. Я скажу свое окончательное решение только после разговора с хозяином Усадьбы волхва. А если вам лично это не нравится, то…

Нина Осиповна показала взглядом в сторону двери. И Егорша понял, что спорить бесполезно и даже опасно.

Глава 7. Отец Климент и жрец Горыня

Выйдя из здания поселковой администрации, бабка Матрёна пошла не домой, а в церковь.

Идти было недалеко, но шла она долго. Известие о смерти любимицы подкосило могучую старуху, она еле переставляла ноги и почти ничего не видела перед собой. Безмолвною тенью прошла рядом с онемевшим от изумления Владимиром, стоявшим на паперти в праздном созерцании неба над головой, вошла в отворенные, будто специально для неё, храмовые ворота, скрылась в полумраке придела, будто растаявший призрак. Юный звонарь, как только к нему вернулась способность управлять своими ногами и руками, испуганно перекрестился и трижды прочёл «Отче наш», а потом, на всякий случай, еще и «Верую». Обычно к этому его принуждал отец Климент, накладывая епитимию за какую-нибудь провинность, чаще всего излишнее любопытство, но на этот раз Владимир сделал это по собственному почину, устрашённый горестным видом старухи.

Войдя в храм, бабка Матрёна растерянно огляделась, будто не понимая, зачем она здесь, но увидела брата и вспомнила. Отец Климент ходил по храму и собирал недогоревшие свечи. Огарки он складывал в обширный карман подрясника, для чего ему приходилось задирать рясу, и в любой другой день это послужило бы поводом для колких насмешек бабки Матрёны. Но сейчас она даже не заметила этого. Подойдя к брату, она помолчала, не зная, с чего начать, а потом, стараясь усмирить свой могучий бас, неуместный под сводами храма, тихо произнесла:

– Хочу заказать заупокойную литию о новопреставленной. Прочитаешь сам ради меня, брат?

Отец Климент с сочувствием посмотрел на неё.

– Кто умер, сестра?

Бабка Матрёна всхлипнула и, как ей показалось, прошептала, на самом же деле пророкотала так, что эхо под сводами церкви повторило за ней:

– Машенька!

Отец Климент удивился еще больше, услышав незнакомое имя.

– Не знаю сей отроковицы, – сказал он, озадаченный неподдельным горем сестры из-за незнакомого ему человека. – Кто такая и кто она тебе?