Испытание волхва

И в самом деле, бабка Матрёна после того, что пережила в капище, чувствовала себя не очень хорошо. У неё ослабели ноги, и голова кружилась, а перед глазами плыла туманная дымка. И всё же она не жалела о своём поступке. Теперь душа её была умиротворена, а это казалось ей важнее, чем всё остальное, и даже собственное здоровье. Страдания плоти ничто перед душевными муками. Бабке Матрёне понадобилось прожить долгую жизнь, чтобы прийти к осознанию этого. И она была рада, что поняла это прежде, чем оказалась на смертном одре, когда изменить что-либо будет уже невозможно.

– Проводи, коли хочешь, – согласилась она после недолгого раздумья. – Но только до оврага. От него до дома рукой подать, дальше без провожатого доберусь.

На том и порешали.

Из дома они вышли по-прежнему никем не замеченные. Марина, наконец укачав плачущую малышку, прикорнула рядом с ней, а Тимофей бдительно охранял их покой, не отходя ни на шаг от двери. Требуя тишины, он даже воронам строго-настрого запретил каркать, и те не издали ни звука, когда хозяин Усадьбы волхва со своей гостьей направились к калитке в ограде. Поэтому обычно всеведущий Тимофей на этот раз ничего не узнал, пав жертвой собственного деспотизма.

Олег и бабка Матрёна шли не спеша. Они не разговаривали, думая каждый о своём, но молчание не тяготило их. И только когда они уже подходили к оврагу, Олег произнёс:

– Сдаётся мне, Матрёна Степановна, что нам надо быстренько придумать какую-то версию нашей с вами совместной прогулки.

– Это еще зачем? – с удивлением посмотрела на него старуха.

– Глава поселковой администрации Нина Осиповна только что перешла овраг по мосту, и она уже заметила нас, – пояснил Олег. – Конечно, мы можем попытаться убежать от неё…

– Стара я, чтобы бегать, – нахмурилась бабка Матрёна. – Неужто ничего умнее в голову не пришло?

– Тогда я могу один, – предложил Олег, скрыв невольную улыбку. – Но вам всё равно придется отвечать на вопросы Нины Осиповны. Так что будем делать?

Но они так ничего и не успели придумать. Нина Осиповна, стремительная, как ртутный шарик, быстро преодолела разделявшее их расстояние и радостно воскликнула:

– На ловца, как говорится, и зверь! Олег Витальевич, ведь я к вам шла. Разговор есть.

– А я провожаю Матрёну Степановну, – сказал Олег.

Но он не стал ничего объяснять, а Нина Осиповна, обрадованная случайной встречей, не проявила любопытства. И бабка Матрёна избежала расспросов, которых так опасалась.

– Спасибо, что проводил старуху, – сказала она. – А то боялась, что не дойду обратно, сгину в чистом поле. Понять не могу, как зашла так далеко от дома. Словно морок какой.

– Так бывает, – охотно подтвердила Нина Осиповна. – Я сама иногда ничего не помню – где была, что делала. Утром из дома ушла, вечером вернулась – а дня будто и не было. Читала я в одном научно-популярном журнале, что этому даже есть название – закон Рибо.

– Неужели? – из вежливости удивился Олег.

Но Нина Осиповна восприняла его слова как поощрение. Она всегда была словоохотлива, и сейчас не могла изменить себе.

– Его ещё называют законом регрессии, или обратного развития памяти, – старательно, как прилежная ученица на уроке, выговорила она мудрёные слова. – Я специально даже выписала это и заучила, чтобы при случае спросить у врача в районной поликлинике. По-нашему, это что-то вроде амнезии. Сначала человек забывает то, что произошло с ним накануне, затем – более давние события, а там уже и вообще всё. И будто мало этой напасти – у него ухудшается умственная деятельность, он теряет чувства, забывает свои старые привычки. Так вот я и думаю…

Нина Осиповна могла бы говорить еще долго. Но бабка Матрёна уже устала её слушать. И не стала этого скрывать.

– Пойду я, – пророкотала она. – Пока ты меня дурой не назвала.

От неожиданности женщина ничего не ответила. Когда старуха уже отошла на значительное расстояние, Нина Осиповна растерянно спросила у Олега:

– Она что, обиделась? А что я такого сказала?

– Ничего, на что можно было бы обидеться, – дипломатично ответил он. – Матрёна Степановна просто устала. И она очень страдает из-за гибели своей питомицы.

– А вот этого я, признаться, не понимаю, – осуждающе заметила Нина Осиповна. – Как можно так сильно переживать из-за смерти какой-то гусыни? Ведь это не человек, а всего лишь домашняя птица.

Но Олег не согласился с ней.

– У меня в детстве была собака, мой единственный друг, – тихо сказал он. – Когда она умерла, я много дней плакал. Потом горе утихло, стёрлось другими событиями и, казалось бы, забылось. Но я до сих пор не могу завести себе новую собаку. Мне кажется, что это будет изменой памяти моего друга детства. А когда я узнал, что собак не пускают в церковь, потому что они считаются нечистыми животными, то и сам перестал туда ходить. Глупость, конечно, я это знаю, но ничего не могу с собой поделать. Такая вот история. Поэтому я понимаю Матрёну Степановну.

Но даже после этого Нина Осиповна не изменила своего мнения. Вежливо выслушав Олега, она назидательно произнесла:

– Но ребенок – это не то же, что старуха. Вы должны это признать.