Глаза напротив становятся темнее, взгляд тяжелее. Он перекрывает пути дыхания окончательно и давит росток надежды. Нет, он не рад. Он зол, раздражен, недоволен, но не рад.
Его судорожное движение плечом заставило отступить. Маленькими шажками назад, еще и еще, чтобы моя спина уперлась в дерево, а после развернуться и что есть сил двинуться в дом.
От него. От себя. От боли в груди, от собственной души, которая, блуждая столько лет нашла то самое объединение и гналась за мной, как хищная птица.
От сил осталось одно слово. Их едва хватало, чтобы переставлять ноги и держать плечи ровными — до дома остались считанные шаги. Я их найду и для достойного выражения лица, чтобы слезы не пекли глаза, чтобы губы не дрожали и чтобы голос был ровным, потому что на крыльце меня ждет папа…
Мой папочка…
А душа перебьется. Пусть ее терзают сотни собак, пусть горит черным пламенем, пусть задохнется от боли. Пусть! Зато в следующий раз я не не почувствую ни грамма боли — абсолютно ничего.
— Доченька, добро пожаловать…
Радостная улыбка, ожидание ответа и седые виски — все что я успела заметить перед тем, как отдалась в спасительную тьму.
Глава 5
Глава 5
Мне казалось, будто я плыву. Будто волны подхватили меня и плавно покачивая уносили вдаль. Неважно куда, неважно зачем. Неважно, что гребу не я, что течением управляю тоже не я. Неважно.
Мне хотелось этого покоя и я отдавалась ему.
Но, видимо, спокойствие найдёт меня не в этой жизни…
В ушах же стояло причиняющее дискомфорт шипение. Будто это самая вода уткнулась в электрические провода. Или просто я вынырнула…
Через пару мгновений сквозь этот шум стали доноситься голоса. Обеспокоенные чем-то, они звали меня по имени. Хоть это я не забыла, свое имя, едкий внутренний голос проснулся быстрее. По доносящимся словам я по цепочке вспоминала, что упала в обморок. Почему? Ох, нет, если вспомню и это, мне из мрака не выбраться.
Но как бы я не иронизировала, деваться было некуда.
— Как ты, — тут же поинтересовалась бабушка, которая сидела рядом со мной в…
А была я в своей старой комнате. Синие тяжелые шторы, светло-голубые обои, серый комод с круглым зеркалом, кровать в углу и исписанная карандашом стена. Почему ее не заклеили? Вялый мозг почему-то сосредоточился на ней, а не на гостях, находящиеся в комнате слишком большой компанией.
— Голова болит, — отозвалась я.
— Ты нас сильно испугала, — подал голос отец, который стоял за спиной бабушки и скрывал своими массивными плечами основную часть комнаты. — Тебе что-то нужно?
На секунду я прикрыла глаза, а после постаралась сказать уверенным голосом.
— Только если воды и тишины. Я сутки не спала и пережила напряженную неделю с экзаменами.
— Конечно, Анечка, отдыхай, — подала голос тетя Надя. Она стояла почти у выхода, но слова ее зазвенели в голове — она всегда имела высокий тембр голоса. Не зря они с мамой сестрами звались.
— Мы уже уходим, — поддакнула ей тетя Тамара.
Здесь что, собрались все кому не лень? Может они хотели увидеться, взмолилась единая семейная кровь. Они просто хотели представления, одернула себя.
— Мне тоже выйти? — спросил отец и взял меня за руку, сменив бабушку. Она ушла последней.
Кровать под его весом немного прогнулась. Его спина теперь ничего не скрывала, но лучше бы он продолжал стоять.
В комнате остались трое.
— Да, пап, я приму душ, отдохну и спущусь, если позволишь, — проговорила сипло. Голос заново отказывался мне поддаваться, но поборов слабость, я кашлянула и добавила отчетливо, даже немного зло. — Что он здесь делает?
Отец, кажется, даже растерялся. Он раскрыв рот, нахмурился. А потом глаза его посветлели и он обернулся туда, куда я неотрывно смотрела вот уже целую минуту.
— Максим? — удивился он, будто только сейчас его увидел. — Он зашел просто погреться по соседски, потом уедет. Он здесь ненадолго.
Ненадолго… погреться… просто… уедет…
Каждое слово, точно зубы хищника — вгрызались в мягкую плоть.
— У него здесь маленькое дело…
— Понятно, — прервала я поток боли, также как и неотрывный взгляд с другой стороны комнаты.
И усмехнулась про себя, закрыв глаза — чего ты сам молчишь? Слово боишься сказать. Тебе серьезно нечего сказать? Если нечего, почему стоишь здесь, держишь косяк своим плечом…
Никого не хочу видеть, подумала я, а вслух сказала:
— Я в порядке, пап, не переживай за меня. Нет ничего, что могло бы так сильно расстроить твою дочь. Ну, кроме дипломной работы, которая не за горами…
Максим дернулся и развернувшись ушел. В комнате воздуха стало вдвое больше.
Улыбка отца была знаком того, что он мне поверил.
Вот и хорошо.
— Бабушка сейчас принесет тебе воды.
Через секунду в комнате не осталось никого. В ней не было даже меня. Здесь находилась какая-то оболочка Анны Явницкой — пустая, лишенная эмоций и чувств. Сама она, дочь бывшего врача-хирурга, внучка профессионального дизайнера давно потерялась, распав на сотни кусочков. Лишь однажды она мелькнула тенью, слабым образом, попробовала вернуться единой и собранной совсем недавно, но необоснованная попытка далась наивному фарфору падением на асфальтовый бетон — никаких шансов.