Испытание выживанием (СИ)

Мы разошлись из штаба по своим углам. Едва я зашел в свой кабинет и плюхнулся в привычное кресло во главе длинного металлического стола, за которым собирались Падальщики еще месяц назад, я вдруг снова почувствовал пустоты в думах, которые тотчас же заполнились воспоминаниями под стать моей неуверенности.

Теперь уже по прошествии времени и произошедших событий, реальность воспринимается совершенно не так, как я ее представлял, размышляя о свержении Генерала. Ненавижу амбиции. Они ослепляют. Заставляют поверить, что сделав то и это, ты обязательно достигнешь желаемого. Но ты ни на йоту не задумываешься над тем, чего тебе это будет стоит. Ты даже не подозреваешь, что внутреннее Я взбунтуется избранным методам, посчитает их чересчур жестокими, а то и противоестественными, и вот ты уже стоишь обманутый самим собой и не понимаешь, как тебя сюда занесло и что делать дальше. И вроде бы все прозрачно и ясно: нас ждет смерть, если не бороться за свою жизнь всеми средствами, даже зверскими если придётся. Но отголоски умирающей под гнетом апокалипсиса морали заставляют сомневаться и задают один и тот же вопрос: может есть другой способ?

Я пытался найти самого себя в этих двусмысленных думах, пытался найти верный ответ, прибегая к опыту прошлых лет. В такие моменты неуверенности меня всегда уносило к Тесс.

— Почему ты так остервенело рвешь свой зад ради них? Ты рискуешь своей жизнью больше обычного!

Она стоит возле моего стола с решительным выражением лица, обещающим противостоять моим уговорам до обморока.

— Ответь на вопрос, и может, если я услышу понравившийся ответ, я отпущу тебя в миссию!

— Почему я спасаю людей? — переспрашивает она.

Я жду.

— Потому что вы так учили!

— Неправильный ответ!

— Так гласит Протокол! — пытается она еще раз.

— Неправильный ответ!

Она тяжело выдыхает, по ее бегающим глазам я понимаю, что она пытается разобраться в себе, отыскать причину своего врожденного чувства самопожертвования ради чужих людей. Наконец, она что-то нащупывает и крадучись шаг за шагом, как к зашуганному котенку, подбирает подходящие слова.

— Потому что это правильно, — почти шепчет она.

Я хмурюсь. Я допытываюсь. Хочу сломать ее.

— Это нелогично! Ты высоконатренированный солдат, твои навыки стоят годы тренировок и десятки лет опыта инструкторов! На тебе экипировка ценой в десятки лет трудов исследователей, компьютерщиков, баллистов! Ты молода и возможно обладаешь потенциалом зачать! Ты все то богатство, что у нас есть! И ты хочешь все это обменять на 80 %-ный риск быть убитой там наверху! Так яснее выражаюсь?

Я даю понять, что ее двусложный ответ недостаточен.

Она смотрит в пол, хмурится, внутренне борется со всем тем, что я только что сказал, снова пытается подкрасться к запуганному мохнатому малышу. Она смотрит на меня мокрыми глазами, словно я безжалостный бог, который решает ее судьбу себе в угоду.

Тесса была особенной. Она всегда умела противостоять моей жестокости.

— Потому что все это неважно, — говорит она хриплым от слез слов.

Да, я нажал на больное.

— Экипировка, мои навыки, моя жизнь… Все это ничто. Главное — помочь тому, кто нуждается. Любым способом.

От воспоминаний у меня вдруг самого увлажняются глаза. Ох, Тесса. Что значило твое «любым способом»? где его грань? Смогла бы ты убить человека ради двух других?

Тогда из-за перебоев с электричеством в медблоке умирали пациенты, и Тесса бросила все возможные силы, чтобы спасти лежачих. Что она получила взамен? Трудяг? Солдат? Нет! Стариков и больных, которые так и продолжали лежать в койках, даже когда она спасла их от смерти. Ни один из них не принес пользы обществу! И что на это отвечала Тесс?

Это правильно.

Сострадание это правильно. Сострадание — единственное, что доказывает в человеке высшую сущность. Что-то, что отличает нас от остальных обитателей этого мира. Сострадание к ближнему, к животному, даже к деревьям, как бы глупо это ни звучало. Но именно сострадание делает из человека достойного представителя нашего вида — того, кто всегда поможет, когда тебе нужно. Не отвернется, не откажет, а возьмет за руку и скажет: «Мы сделаем это вместе».

— У тебя ведь никого нет. Этот мир отобрал у тебя все: родителей, брата. Тебе некого спасать. Ты даже не знаешь, кто лежит там в медблоке! — я продолжал давить.

На что Тесс ответила:

— Но они знают, что я есть, и они ждут моей помощи.

Это был верный ответ, и я отпустил ее в миссию, из которой она не должна была вернуться. Неожиданно для себя я мучил Трухину по двенадцать раз на дню, чтобы узнать не появилось ли весточки от моих отрядов. Трухина психанула и приставила ко мне одного из своих близнецов-операторов, которые докладывали мне каждый час, что новостей нет. Те два дня длились вечно.

А потом Падальщики вернулись с добычей, которая спасла аккумуляторы на солнечных панелях, и Желява зажила с новыми силами. Тесса снова стояла передо мной, на этот раз она гордо вскинула подбородок, ее лицо выражало самоуверенность, а выгнутая грудь — отвагу, которой она преисполнилась на все последующие годы. Потому что она оказалась права.