Испытание желанием

— Вы, джентльмены, все одинаковые. Напрасно вы о них так печетесь, — проворчал возница. — Глупое животное.

Последние слова его относились к лошади, которая, несмотря на это так называемое «попечение», все еще в страхе дрожала, тесно прижав уши. Бородатый джентльмен — а судя по выдающим благородное происхождение и воспитание интонациям его голоса и модному покрою сюртука, он определенно был джентльменом — наконец повернулся к вознице. Незнакомец подошел к селянину, наклонился и взял в руки поводья. Возница молча передал их, тупо таращась по сторонам.

— Печетесь? — мягко переспросил джентльмен. — Чемпион животное, а не картошка, чтобы ее печь. Кроме того, я предпочитаю обращаться по-доброму с существами достаточно большими, чтобы растоптать меня, вышибив дух и переломав все кости. Особенно если они так напуганы, что вполне способны это сделать. Всегда полагал, что глупо цепляться за принципы, когда эти принципы готовы рухнуть, похоронив тебя под собой.

Мимолетное чувство чего-то знакомого снова коснулось ее, тревожа, словно неопределенный аромат, случайно занесенный легким ветерком. Что-то в его голосе напомнило ей о чем-то, о ком-то, но нет, как ни старалась, Кейт не могла припомнить этот спокойный, повелительный голос, даже если и слышала его раньше.

Кейт сделала еще один глубокий вздох — и замерла. До настоящего момента она видела бедное животное лишь издалека. В тумане его странный окрас, эти нелепые белые пятна, казались лишь любопытной, доселе невиданной мастью. Однако теперь, со своей удобной позиции на вершине стены, Кейт разглядела, что на самом деле представляли собой эти пятна — рубцы и шрамы. Рубцы и шрамы, которые оставлял после себя рассекший шкуру до крови удар кнута, кровавые отметины, появившиеся от плохо пригнанной упряжи, следы небрежения и жестокого обращения в течение бог знает скольких лет.

Неудивительно, что несчастное животное взбунтовалось.

Возница развел руками.

— Вот те вынь да положь! — пожаловался парень. — Да я совсем ничего его и ударил-то… Моя мамаша всегда повторяла, что горести нам как бы только во благо, они нас сильнее делают. Я разумею, что вроде как в Библии[6] об этом толкуется. — Возница умолк и с несчастным видом пожал плечами.

— Как любопытно, — джентльмен обезоруживающе улыбнулся, и, даже полускрытая пышной бородой, его улыбка оказалась настолько заразительной, что возница также подхватил ее, оскалив свои редкие зубы, — но я что-то не припомню заповеди, которая бы наставляла бить животных. В любом случае я не согласен с этой сентенцией. Мой опыт свидетельствует о том, что горести вовсе не делают тебя сильнее. Это все равно как оставить больного страдать от воспаления легких в течение многих лет.

— Чего-о-о?

Джентльмен махнул рукой и снова повернулся к жеребцу.

— Никогда не доверяйте афоризмам. Любое высказывание достаточно краткое, чтобы его запомнить, грешит против истины.

Кейт едва подавила улыбку. Уголки губ незнакомца поползли вверх, будто бы он это заметил. Конечно, она глубоко сомневалась в том, что он вообще имел понятие о том, что она все еще здесь, поскольку возился в тот самый момент со смертельно напуганной лошадью. Медленно и осторожно Кейт спустилась со стены на землю.

Джентльмен порылся в кармане и вытащил оттуда яблоко. Лошадь настороженно расширила ноздри, принюхиваясь, и слегка повела ушами в его сторону. Кейт были хорошо видны ее ребра. Они не настолько выпирали, чтобы утверждать, что животное морили голодом, но мышечной ткани на них было явно недостаточно. Обезображенная жестокими рубцами и шрамами, шкура жеребца, вероятно, имела когда-то гнедой окрас. Однако дорожная грязь и угольная пыль, сплошным слоем покрывавшие его шкуру, лишили ее всякого намека на блеск и цвет.

— Господи меня прости, во имя всего святого, не кормите его! — возмущенно воскликнул возница. — Пустое дело, говорю я вам, от этой проклятой животины никакой пользы. Жеребчик у меня уже три месяца, и как я ни бил его, он шарахается от каждого несчастного шороха.

— Это, — заметил джентльмен, — звучит скорее как объяснение, чем как оправдание твоих действий. Не так ли, Чемпион? — Он бросил яблоко на дорогу перед лошадью и отвел взгляд в сторону.

Ей показалось, что он хорошо умеет обращаться с животными. Спокойно, мягко, по-доброму. Однако все это совсем не имело значения, потому что, кем бы он ни был, она не может заговорить с ним. И не важно, добрый он или злой, — он не должен знать, чем здесь занималась леди Кэтлин Кархарт, ни при каких условиях, если она намеревалась и дальше хранить тайну. Кейт начала потихоньку удаляться от сцены.

— Чемпион? Что это, кого это вы, господин, так странно называете?

— Ну, впрочем, может, у него есть другое имя?

Незнакомый джентльмен так и продолжал стоять чуть в отдалении, не делая попыток подойти к лошади поближе. Он внимательно смотрел вдаль, находясь от лошади на расстоянии натянутых поводьев. Точнее, в сторону Берксвифта, усадьбы Кейт, расположенной совсем недалеко от этого злополучного места. Еще один подъем, потом небольшая аллея и дом…