Читаем Испытания полностью

Гул голосов, нарастая, прокатился по участку монтажниц. О пособиях — неких специальных, из директорского фонда — поговаривали в бригаде уже давно. Шепотком. Никто не решался в открытую расспросить Александру Матвеевну, что все-таки за пособия такие? Кому они предназначены? Сейчас прорвалось. Но не от Лаврушиной требовала бригада ответа, а от профорга, Марьяны Крупицыной:

— Ты знаешь, кто пособия получал?

— Ты участвовала в их распределении?

— Ага, молчишь?! Значит, ничего не знаешь! Значит, без представителя общественности решали, втихую!..

— Профорг должен защищать рабочих, а не поддакивать бригадиру!

— Может, профорг сама от бригадира получала!

И то одна, то другая монтажница оглядывалась на замершую поодаль Пахомову. Оглядывалась, как казалось Марьяне, демонстративно, будто призывая Ольгу Владимировну разобраться в бригадных делах. Юлка Дерюгина даже рукой ей махнула.

Марьяна внутренне кипела. Однако же заставляла себя быть в цеху сдержанной — недаром жизнью битая! Помнит, как чуть подсудимой не оказалась из-за слишком горячего своего отношения к порядку на производстве… Теперь у нее такое правило: если директор Озолов разрешает по субботам да по воскресеньям работать, значит, она, профорг, возражать не должна… Но сегодня, после полученного от директора категорического отказа в квартире, Марьяне было очень трудно сдерживаться. Сказала (голос срывался от внутреннего злого жара):

— Спрашивайте у бригадира, а не у меня! Похоже, что бригадир с директором вдвоем распределяют пособия… Да и квартиры тоже!

В упор взглянула Марьяна на Александру Матвеевну. А та пошатнулась, как от удара, и отвернулась к окну. А потом обвела холодными карими глазищами всю бригаду — и тихо-тихо:

— Ну что же, женщины и девчата… Раз контакторов до сих пор нет, хоть обещали их нам с минуты на минуту, отпускаю вас для ваших личных дел… Но прошу вас, женщины и девчата… по-божески прошу и по-человечески… выйти завтра, как в рабочий день, несмотря на то что воскресенье, и закончить нормальный аврал как полагается!..

Что-то очень не ладилось в бригаде Лаврушиной, что-то волновало молодежь. И хотя Александре Матвеевне как будто удалось всех успокоить, Ольга вышла из цеха с тревогой на душе. Особенно за Юлку Дерюгину, наверно, еще не привыкшую к заводской дисциплине. Дерюгину Александра Матвеевна приняла в свою бригаду по просьбе Ольги.

Масса обычных дел главного экономиста завода не заслонила беспокойного вопроса: что все-таки взбудоражило молодежь? Сразу же после окончания рабочего дня Ольга снова прибежала в аппаратный цех. На участке монтажной бригады уже никого не было. Может, еще кто-нибудь в бытовке?

Бытовка в любом цехе — нечто вроде клуба. В некоторых букеты цветов летом, хвойные ветки зимой. И утром, и после работы в мужской бытовке тема номер один — футбол, в женской — магазины. Кто за кого болеет, кто лучше играл, кто хуже («Торпедо» было, есть и будет!»). Кто что достал к приближающемуся празднику, а то и просто к воскресенью, где обещан сегодня завоз селедки в банках, цыплят или апельсинов… («А все-таки без пирогов праздник не праздник!»)

Если же цеховая тема, то обычно она укладывается в короткие реплики: «Зачем ты этот стоячок делал на сварке? Он же маленький. Я его профрезеровал бы». — «Я тоже так думал, но не получилось, не наделись валы».

Ольга открыла дверь в маленькую женскую бытовку (давно уже надо другую оборудовать, поудобней). И чуть не попятилась назад. Кто на чем сидел — на табуретке, на хозяйственной сумке, на опрокинутом ведре. Одна полураздета, другая уже успела переодеться в платье, третья еще в рабочем халатике. У девушки, что в туфельках на высоких каблуках, размокли огромные накладные ресницы. Высокий конус прически Марьяны Крупицыной, распавшись, мягко обрушился ей на плечи. В красней кружевной комбинации она сидела на табуретке, обмахивалась веткой сирени.

Ольге показалось, что все кричат разом. Но тут же она поняла, что действует простой закон силы легких: завоевывала внимание та, которая смогла перекричать других. И, судя по разгоряченным лицам, многие уже порядком накричались.

— Обозвала картину мазней, а сама ее и не видела!..

— Юлка хотела в конкурсе мод участвовать, она и ей, и всем нам запретила! Сказала: «Конкурсы такие вас не должны интересовать!» А откуда ей знать, что нас интересует?! Она теперь даже в бытовку никогда не заходит, в «пятиминутке» переодевается! Анекдот! Хору, когда в красном уголке выступает, говорят: «Не превращайте «пятиминутку» в костюмерную», а тете Шуре поставили специальную ширму для переодевания!

Ольга поняла, что речь идет о большой комнате рядом с кабинетом Оградоваса. Перед началом смены мастер проводит там «пятиминутку», и, очевидно, комната сама собой окрестилась «пятиминуткой».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии