Испытания

— Я никуда не отлучаюсь. Просто демонстрирую вам «качественную работу» второй швейной фабрики, у которой столь великолепная отчетность!

Когда Мотин ушел, Олег Сергеевич укоризненно заметил Гребешкову:

— Надеюсь, понимаешь, Валентин, что пренебрежение к отчетности так же плохо, как и ее, ну, что ли… обожествление.

Секретарь парткома прошелся по комнате, видимо, припоминая что-то. Потом оказал:

— Ольга Владимировна Пахомова цитировала однажды Косарева. Из его доклада на X съезде комсомола. Примерно так, что вот у некоторых существует чиновничья вера в бумажку, во всемогущественную резолюцию. Можно горы бумаги измазать, испортить и вместе с тем ничего не сделать!

— Неплохо! — одобрил Валентин Гребешков, комсомольский руководитель 70-х годов, слова Александра Косарева, произнесенные более полувека назад.

Глава 3

Посещение выставки уплотнило график рабочего дня директора.

Не отрываясь от телефонной трубки, Озолов кивнул вошедшей в его кабинет широколицей медлительной Вере Григорьевне Ячменевой, начальнику отдела сбыта. Жестом попросил ее положить на стол сводку объема готовой продукции, поступившей за сутки на центральный склад. Едва удержался, чтобы не поторопить Ячменеву более резким жестом. По телефону, без помех, Озолов хотел высказать секретарю обкома партии то, что не договорил на выставке:

— С контакторами положение безвыходное. В чем корень зла? Мне фонды на них выдаются поквартально. Директор завода-поставщика это знает и запускает крупными партиями, чтобы меньше было переналадок. Но квартальный план у меня разбит по месяцам; мне контакторы нужны не в конце квартала, а каждый месяц!

Черенцов громко — Озолов даже отстранил телефонную трубку — пообещал:

— Хорошо. Надо будет нам объясниться более детально. Я готов принять участие в расследовании этого вопроса. Не с позиций безвыходности, разумеется!

Уже опуская трубку, Озолов упрекнул себя за сорвавшееся словечко «безвыходное», на которое секретарь обкома, любящий во всем точность, тут же ответил с иронией.

С досады Федор Николаевич хлопнул трубкой по рычажку.

— Кто потерял самообладание, тот все потерял! Французская пословица! — раздался знакомый бойкий голос.

В кабинете — похоже, отстранив за дверью стража, секретаря директора Маргариту Ивановну, — показался Олесь Артемюк. Посадка головы у него такая, будто он несет перед собой, как плакат, свое большое квадратное лицо, бодрое и оптимистическое. Писал Артемюк о созидании социалистической культуры, хотя в редакции заведовал отделом промышленности. Бойко писал, напористо, так же, как говорил и двигался. Он был Станислав, а не Олесь, и фамилия была какая-то другая. Но когда-то он придумал для очередного своего фельетона псевдоним «Олесь Артемюк». Фельетон быстро забыли, а псевдоним прочно пристал к автору. Досужие языки катали его и перекатывали, как леденец во рту: «Олесь Артемюк! Ты здесь, Артемюк? Не выкинь трюк! Не лезь, Артемюк!»

Озолову нравилась неуемная энергия Артемюка: казалось, что даже откровенная лесть в адрес директора вырывалась из уст журналиста просто от избытка жизнерадостной деловитости. Три года назад, на праздновании 50-летия директора, Артемюк произнес в адрес юбиляра дифирамб, полный такой неуемной энергии, что вряд ли он показался кому-нибудь лестью. Артемюк выкрикивал тогда, что для очень многих и на заводе, и в городе, и в области, и даже в Москве очень важна оценка Озоловым их поступков: «Сделав что-то хорошее, человек ожидает одобрения директора Озолова; поступив плохо, человек боится, что директор не подаст ему руки. Озолов — подлинное зеркало наших достоинств и недостатков».

Федору Николаевичу очень понравилась речь. Неприятно было только, что после юбилея Артемюк стал позволять себе в разговорах с ним, руководителем крупного предприятия, фамильярность, так, словно дифирамб дал журналисту право на панибратство.

Вот и сейчас, нависая над столом, Артемюк развязно объяснял Озолову цель своего прихода:

— Обращаюсь к тебе потому, что для решения вопроса нужны и возможности, и продуманное желание. У других крупных руководителей возможности есть. Но тебе твой ум скорее подскажет, что необходимо дать квартиру мне, ответственному работнику газеты. А возможности у тебя тоже есть — новый жилой дом для завода скоро будет сдан… Вот письменное заявление, — он положил на стол конверт, — нужна трехкомнатная квартира.

— Редактор знает об этой просьбе?

Артемюк выразительно покривился.

— Не знает и, надеюсь, не узнает… Был бы прежний редактор, я запросто заручился бы его поддержкой. Мы тогда могли не только у нас в области что хочешь получить — мы в московские торговые точки могли обращаться!.. А с этим, — Артемюк искренне вздохнул, — говорить на такие человеческие темы неохота. Сухарь. Формалист.

— Просто поинтересовался, знает или нет? А поддержка… — Озолов снял очки и посмотрел в нависающую над письменным столом физиономию, — мне твоя поддержка, возможно, в будущем пригодится. Спокойная, без шума. Принципиальная поддержка.