Испытания

Сумрак и тишина нежилая, какая-то выморочная (теща еще весной переехала к овдовевшей сестре) стояли в квартире, пока не раздался привычный стук сброшенных женой туфель и не зажегся свет в просторной прихожей. Игорь Владимирович, осторожно наклонившись, развязал шнурки, снял узкие башмаки. Пока он переодевался в домашнее, в ванне уже весело заплескалась вода; когда Алла умывалась, плеск был какой-то особый, уютный. Игорь Владимирович налил себе капель, выпил, поставил чайник на газ. Заученная обыденность всех этих действий сегодня удивляла своей непривычностью. Плеск в ванной был сегодня отчужденным, пластиковая кухонная мебель холодно блестела, даже свои руки, пальцы с узкими бледными ногтями казались Игорю Владимировичу чужими. «День такой бестолковый, вот и устал», — успокаивая себя, подумал он. Ни о чем другом думать не хотелось.

5

Огромный двусветный зал, в котором помещался отдел художественного конструирования, после наполненного солнцем стеклянного перехода показался Яковлеву неуютным. Высокие окна были завешены белой тканью, и свет в сале стоял молочный, парной, не дающий теней. На глухих торцовых стенах под высоким потолком устроились балконы, огороженные перилами на белых балясинах. К ним вели изящные белые лесенки. Балконы служили для осмотра макетов и моделей сверху.

Яковлев замялся у входа, оглядывая стоящие друг за другом большие столы художников, модели легковых машин на поворотных кругах, желтый посадочный макет низкого «седана» с прорезанными в скорлупе кузова большими квадратными отверстиями для обозрения: вертикальные, похожие на широкоформатные киноэкраны плазы, висящие на торцовых стенах под балконами, светло-зеленый пластиковый пол, успокаивающий глаза. В зале было много людей, но все равно он казался безлюдным, таяли в огромном, наполненном парным молочным светом пространстве голоса, превращаясь в глухой слабеющий шелест.

Склоненные спины художников в цветных рубашках выглядели одинаково, и, не понимая, которая из них принадлежит Синичкину, Яковлев пошел вдоль колонны столов, испытывая досадливую неловкость и стараясь приглушить шаги. Никто не обращал на него внимания, и он скользил рассеянным взглядом по эскизам на столах. В незавершенных линиях угадывались контуры дверных проемов и лобовых стекол, спинки сидений, приборные панели, облицовки радиаторов, — все эти эскизы были намечены слабыми карандашными штрихами и не вызывали интереса. Да и не надеялся он видеть здесь что-нибудь интересное, потому что знал, из чего состоит текущая повседневная работа дизайнеров: незначительные усовершенствования узлов уже стоящих на конвейере автомобилей, разработка более технологичных форм крыльев, капотов и дверей легковых и грузовых автомобилей. Художественное конструирование целого кузова нового легкового автомобиля случалось не часто, как не часто менялись модели выпускаемых на заводах машин.

Яковлев тихо шел вдоль колонны больших столов, досадуя на свое чувство неловкости и стеснения, и вдруг застыл.

У края стола, под стеклом, покрывавшим столешницу, лежал небольшой лист ватмана, и с его матовой белизны прямо на Яковлева летел маленький красный автомобиль. Казалось, что двухдверное купе с изящными и простыми формами не изображено на плоском листе, а обладает трехмерностью модели. И глаз конструктора уже отмечал и поместительность салона, и выгодную аэродинамику, и изысканную скромность передней облицовки; эскиз читался превосходно, машина, изображенная сбоку и спереди, тотчас привлекала глаз плавностью очертаний, и сразу было видно, что это — маленький автомобиль, легкий, стремительный и оригинальный.

Не так уж просто изобразить автомобиль на бумаге, еще труднее нарисовать несуществующий автомобиль, потому что форма машины образована сложно изогнутыми поверхностями, которые не передать мазками кисти и не вычертить по линейке. Художник-живописец знает эту трудность и никогда не стремится точно зафиксировать сложную форму, он лишь передает цветовое соотношение предмета и света, контраст фона. Художник-конструктор ставит себе противоположную задачу, он должен как можно точнее изобразить форму будущего автомобиля, не используя при этом никаких живописных средств.

Яковлев стоял и молча рассматривал этот автомобиль с острым и беспокойным интересом, влюблялся в него, восхищался искусством дизайнера. И слабеющий глухой шелест голосов, огромное, наполненное парным молочным светом пространство зала уже не вызывали неловкости. Он машинально сделал шаг поближе к столу, даже наклонился над эскизом красного автомобиля.

— Привет испытателям, — хрипловатый, прокуренный голос раздался неожиданно близко, заставил оторвать взгляд от эскиза.

Жорес Синичкин сидел за столом и смотрел на Яковлева с легкой, какой-то вроде обиженной улыбкой. Пожатие широкой руки было неожиданно сильным для человека такого небольшого роста, от этого Яковлев снова почувствовал стесненность. Он растерянно улыбнулся художнику и опять стал рассматривать эскиз автомобиля.

— Глядится? — коротко спросил Жорес.