Испытания

Дымное, в белесых размывах клубилось небо, над ничем не загороженной далью полигона, и где-то у южной черты, за сизым облаком с розовой гривой, проглядывало солнце. Тревога томила и грусть.

— Хотелось поговорить с вами, — тихим голосом больничной сиделки сказала она.

— Пожалуйста, — с подавленным вздохом откликнулся он. — Только о чем?

— Я слышала о вас как о спортсмене-автогонщике, потом узнала, что вы стали конструктором… — Она осеклась под его взглядом.

— От кого вы узнали? — спросил он рассеянно, думая о чем-то другом, неуловимом.

Она глубоко, до ямочек на щеках, затянулась сигаретой, округлив полные губы, и сказала жалобно:

— Я не могу вам лгать почему-то, — и улыбнулась беспомощно и виновато. Только тогда Григорий понял, что она очень молода и красива, и ему вдруг стало легко.

— Не надо врать. Зачем? — Он протянул ей щербатую чашку, служившую пепельницей, и первый раз открыто, не таясь, взглянул на нее.

— Понимаете, я пришла к вашему директору, — смуглые щеки ее покрыл густой, чуть золотистый румянец, она смотрела Григорию прямо в глаза. — А он послал меня к вам, наверное, «подослал» будет точнее.

Она рассказывала о разговоре с Игорем Владимировичем, а Григорий следил за сменой выражения на смуглом с жарким румянцем лице, смотрел на тугие полные губы, в которых было что-то неуловимо негритянское. Его не занимали слова, хотя их смысл доходил до него. Он даже не удивлялся странному поступку Игоря Владимировича, да и вообще все сейчас не имело цены, было неважным. Главным было ее лицо, руки, высокая шея, взмахи тяжелых ресниц. Грустно щемило что-то внутри, сухо становилось во рту, и шершавыми, грубыми ощущались вдруг запекшиеся губы. Он закурил торопливо, жадно затянулся и все смотрел ей в лицо.

А на краю дымного, в белесых размывах клубящегося неба, из-за сизого облака с розовой гривой все ярче и ярче светило солнце, и юг уже был золотым и лиловым.

— Вы меня слушали? — помолчав, спросила она.

— Да. — Он кивнул, подумал и медленно сказал — Что ж, директору виднее. Но так или иначе, это не расходится с моими планами. Так что я расскажу вам, что смогу. — Он помолчал. — Только не сегодня, ладно? Я просто не готов сейчас.

Она смотрела серьезно и молча.

— А сегодня давайте сбежим из этой конторы. Может быть, в городе и разговор получится. Давайте! — Григорий говорил с какой-то смелостью отчаянья.

— Это — мысль, — прищурившись, усмехнулась она.

— Согласны?!

Она только прикрыла глаза в ответ.

— Тогда сидите здесь и не двигайтесь. Я — на пять минут. — Григорий вскочил, с грохотом отодвинул стул и бросился к двери. В коридоре он с усилием заставил себя идти шагом.

Огромный двусветный зал, в котором помещался отдел художественного конструирования, был наполнен сизым, как снятое молоко, светом, в котором бумага на столах художников выглядела иссиня-белой, как хорошо выстиранное белье.

Жореса не было. Яковлев спросил у художника, сидевшего за соседним столом.

— В скульптурной, наверное, — ответил тот и кивком указал на дверь в дальнем конце зала.

Григорий пошел вдоль стены, миновал белую лестницу, ведущую на балконы, и открыл обшитую дубовыми планками дверь. Скульптурная мастерская была поменьше зала художников и тоже двусветной, но здесь казалось темнее, может быть, потому, что горели лишь верхние плафоны с трубками дневного света. Пахло сыростью и чуть-чуть — керосином. Лепщики в брезентовых фартуках сгрудились у длинного стола, среди них Григорий увидел низкорослую фигуру и лохматую светлую голову Жореса. Он подошел незамеченным и через чье-то плечо посмотрел на то, вокруг чего собрались лепщики и Жорес.

Сначала Григорий мельком увидел на черной пластиковой столешнице блестящий желтый грузовичок в полметра длиной, но чья-то голова заслонила от него эту маленькую машинку, он поднажал плечом, и лепщик, стоявший перед ним, чуть подался в сторону. Грузовичок как настоящий: застекленная гнутым лобовым стеклом двухместная кабина, короткий, чуть выступающий капот, прямоугольные фары, утопленные в зализанных крыльях, хромированный с резиновой накладкой передний бампер, черные колеса с рубчатым протектором и цельнометаллический кузов, у которого откидывался задний борт. Григорию неудержимо захотелось взять этот трогательный симпатичный грузовичок в руки, он потянулся к модели.

— Осторожно, только лаком покрыли, — предупредил лепщик, стоящий рядом.

Григорий отдернул руку и услышал насмешливый голос Жореса:

— Дайте самому конструктору поглядеть.