Испытания любимого кота фюрера в Сибири

Теперь возвращение в особняк исключалось – окончательно и бесповоротно.

Вольный тевтонец, измазанный грязью, припорошенный таежным опадом и дорожной пылью, благоухающий горюче-смазочными материалами, ничем не напоминал Аристократа с парадного портрета.

Домашний комфорт и хозяйская забота обычно нейтрализуют в кошках естественные умения и навыки, лишают инициативы, обрекают на леность ума, вырабатывают глупые ненужные привычки.

Аристократа, окончательно превратившегося из ходячего украшения интерьера в полностью независимого кота, ждала другая жизнь – простая и незамысловатая, как дождь и снег, опасная и непредсказуемая, как метель и гроза, бесконечно прекрасная, как закат и восход, обыкновенная жизнь.

Вольный тевтонец умерил бег на середине пустыря, который отделял шоссе от многоквартирных зданий типовых серий.

Город начинался с густо застроенного микрорайона, расположенного на берегу искусственного водохранилища.

В широком заливе отражались гордые девятиэтажки с застекленными лоджиями.

Над скромными пятиэтажками виртуозили белые чайки.

По глади, еще не прогретой солнцем, юрко сновали моторки, парили яхты, трудились катера.

От центрального причала отходил точно по расписанию теплоход на воздушных крыльях, следующий на озеро Байкал – час туда, час обратно.

Над пришвартованным старым ледоколом, давно превращенным в музейный экспонат, стремительные эскадрильи стрижей тренировались в исполнении фигур высшего пилотажа.

Ограничивала водное пространство насыпная длинная плотина, по гребню которой тянулись микроскопические автобусы и троллейбусы: одни направлялись к центру города, другие – в противоположную сторону.

Гидросооружение, первенец Ангарского энергетического каскада, надежно перекрыло бурную полноводную реку через тринадцать лет после окончания Второй мировой войны и за три года до выхода человечества в космос.

Вольный тевтонец внедрялся в пограничье жилого массива, фланируя среди фрагментов поломанной мебели, радужности битого стекла, раскуроченных бытовых приборов и недочитанных книг.

Все пять чувств, так и не доведенных до кондиции, работали на пределе.

Сквозь горечь полыни угадывалась застарелая вонь скопившегося мусора.

Кот старательно, приоткрыв рот, фильтровал попутные запахи, которые пока не тревожили, не пугали.

Кот жмурился от резких бликов.

Осколки стеклотары опасно салютовали, грозя поранить лапы.

Кот сосредоточил слух на ближних звуках, игнорируя общий городской фон.

Под фанерным ящиком скреблись мыши.

Дребезжала пружина.

Переполошившиеся насекомые активно жужжали, лихо скрипели, робковато звенели, тихо шуршали, невнятно стрекотали.

Наконец пустырь сменился асфальтовой площадкой, на которой теснились контейнеры для отходов.

А дальше за покосившейся каруселью высился крайний пятиэтажный многоквартирный дом – жалкое дряхлеющее наследие ударных коммунистических строек.

Элитный немецкий кот, вступив в город, пополнил ряды изгнанных, потерянных и бездомных.

Аристократ миновал карусель.

Бетонная махина полностью заслоняла видимость.

Аристократ двинулся параллельно зданию, доверившись слуху и чутью.

Ветер неожиданно изменил направление с встречного на попутный, и тевтонец на мгновение утратил возможность анализировать запах и улавливать звук.

Аристократ совершил единственную, но роковую ошибку.

Надо было замереть, свыкнуться с новой ситуацией и обязательно дождаться очередного встречного дуновения.

Немецкий кот зря поторопился свернуть за угол здания.

Ноздри тут же заполонила свежая вонь собачьих испражнений.

Уши напряглись от агрессивного двойного близкого урчания.

Глаза различили надвигающиеся силуэты исконных врагов.

Аристократ напоролся на импровизированную засаду.

Пара декоративных сучек, отправленных ленивыми хозяйками для самостоятельного прогуливания, обильно метили газон.

Такса нестандартной расцветки, чересчур длинноухая и кривоногая для подиума, только что превратила бесплатное рекламное приложение, лежащее возле скамьи, в желтую прессу.

Болонка, не отвечающая стандартам курчавости, выбрала глянцевый журнал и отомстила топ-моделям за недавнее поражение на региональной выставке.

Но интимную двухструйную идиллию посмел нарушить замызганный, нестиранный, помятый враг номер один.

Собаки, оценивая физические возможности нарушителя границы, медленно приближались, оскалив пасти.

Аристократ погасил инерцию движения передними лапами, осел на задние и приготовился к обороне.

Будь на месте кривоногой таксы и курчавой болонки какой-нибудь резвый бультерьер или приземистый бульдог, то остаток жизни немецкого кота измерялся бы секундами.

Но декоративные шавки не сумели воспользоваться численным превосходством, чтобы нанести противнику непоправимый урон и болезненные раны.

У Аристократа сработала интуиция.

Только цоколь здания с чернеющими кое-где неровными узкими отверстиями мог избавить от укусов и трепки.

Тевтонец, совершив прыжок с места, круто развернулся мордой к ближайшей дыре в бетоне и рванул наудачу.

К счастью, вентиляционная труба оказалась незарешеченной.