Испытания сионского мудреца

«Ну, а теперь заводи Раечку», — предложил жене. «Какую Раечку?!». — «Ну, ту — с которой учились в одной группе в мединституте!». Жена недоумённо посмотрела. «Ты ведь знаешь, что я всем даю конкретные клички и имена, чтобы лучше их запомнить! Ну, что даёт мне, например, фамилия Мюллер? Какие ассоциации? Никаких, а если я сделаю пометку, что он глиста, червяк, то сразу всплывёт он: длинный, бледный, высокомерный!». — «Ну, хорошо, — согласилась жена, — завожу Раечку, хотя она больше на корову похожа». — «Хорошо, добавлю для тебя пометку: “blöde Kuh” (дурацкая корова)». — «Как здоровье?». — «Ничего хорошо, — сообщила взволнованно «Раечка-корова», — главный врач назначил антидепрессанты, третий день принимаю, и с тех пор голова “пьяная”. Не знаю, что делать? Я не люблю лекарства!». — «Ну, поговорите с главврачом через пару дней, скажите, что не переносите лекарства». — «Да надо будет, спасибо, и знаете, что я заметила». — «Что?». — «Мне медсестра дала на выходные домой две половинки таблеток. Я в субботу приняла меньшую половинку, т. к. медсестра не смогла на равные части таблетку поделить, а в воскресенье приняла большую половинку таблетки. И вот что я заметила: после маленькой половинки я себя хорошо чувствовала, а после большой в воскресенье — плохо». — «Так берите всегда маленькую половинку!» — предложил я “blöde Kuh” (дурацкой корове)». — «Как?! — не поняла «blöde Kuh Раечка». — Половинки же разные! Если я возьму один раз маленькую, то второй раз придётся большую принять!». — «А вы всегда берите только маленькую!» — настойчиво предложил я «Раечке» и улыбнулся. «Раечка» отказывалась меня понимать, только лобик слегка напрягала. Я ещё раз повторил и при этом уж очень озорно улыбнулся. «А-а-а-а, поняла! — и хитро по-чукотски улыбнулась Раечка. — Отщипнуть кусочек, да?». Не мог же я дуре сказать, что можно вообще выбросить вторую половинку, или лучше две сразу! «Спасибо за совет!» — обрадовалась «Раечка». «Это не мой совет! Это вы так решили!» — подстраховал я себя от её глупости. «Да! — охотно и гордо согласилась «на медаль» «Раечка» и добавила, сделав из глупости положительное качество: — Это великолепно, что я воспитана в честности!». — «И рождена в глупости, притворстве и отсутствии чувства юмора!» — пронеслось у меня в голове.

«Будь осторожен, не советуй им то, что их врачи не советуют! Ты же знаешь, что это нельзя с ними делать!» — сказала жена после ухода Раечки. «Знаю, согласен! Давай следующую больную!».

«Следующая — “черепашка” по твоей номенклатуре!» — объявила жена и завела «ткачика». «Это “ткачик”!» — объявил я, когда «ткачик» скукожилась, окоченела и уснула в гипнозе. «А, правильно! — согласилась жена, вспомнив, что «черепашка» — это фрау Канн. — Хотя они похожи?!» — предположила тут же жена. «Нет, вот как выглядит “черепашка”!» — показал я жене черепашку, оттопырив нижнюю губу. «А у этой?» — задумалась жена. «А эта ткачик — семейство птиц, отряд воробьинообразных! А главное — маленькая головка, втянутая в плечи, и ручки складывает в гипнозе — как бы окоченела на морозе! Я не настаиваю на полном соответствии, но в работе помогает запомнить и не забыть, если через 5–10 лет опять поступит на лечение! Рад, что и ты подключилась к творческому процессу, проявила интерес к моему методу! Если ты, к примеру, мне сообщишь: “Черепашка, которая у нас лечилась 7 лет назад, опять поступает на лечение!” — Мне сразу будет ясно, кто это, а если б ты сказала: “Помнишь фрау Мюллер, она опять приходит”. — Это всё равно, что по жопе птичку узнать! — как в том школьном анекдоте». — «Их просто много и они часто меняются, поэтому трудно запомнить!» — успокоила жена, что с памятью у меня ещё всё в порядке. «С китайцами была бы еще большая проблема! Хорошо, что пока только один в «клоповнике»!» — добавил я. «Хорошо, что мы здесь одни, и другие не слышат…!» — сказала жена. «Ты имеешь в виду — насмешки над пациентами? — понял я. — Во-первых, все врачи на свой лад это делают! Во-вторых, это у меня автоматически получается! Я всех людей классифицирую. Я могу промолчать, но это не значит, что не подумаю! Это и есть способность разбираться в людях, как в животном мире — в породах! Я и над собой часто смеюсь! Тот, кто говорит: “я люблю всех людей!”, на самом деле никого не любит! Нельзя всех любить! А самое главное, как я тебе уже говорил: “Больные, которых мы даже не очень любим, ходят к нам уже семь — десять лет подряд, и по два раза в неделю! И даже страховки за них платят — знают, что пользу приносим!” Различать больных, не значит их ненавидеть! Больного не обманешь! Он, как никто другой, чувствует отношение врача. Уверен, что и меня больные как-то между собой называют, как и школьники учителей, другое дело — вслух побаиваются сказать и очень разумно делают!».