Испытания жизни

Она прислонилось спиной к стене, опустилась на пол и заплакала. «Что же мне делать? Надо идти и сообщить в милицию. Может они, что знают?» В открытую дверь заглянула соседка, тетка Наталья, проживающая рядом, в соседней квартире.

– Ишь, ведь ироды! Что здесь натворили.

Не здороваясь, с порога закричала она Насте, всхлипывающей сквозь слезы, ручейками, стекающими по молодым, крепким щекам.

– Настюша! Слезами горю не поможешь. Приходили сюда сегодня милицейские, все перевернули окаянные, искали что-то у Фотия плохое. А что же может находиться плохого у нашего батюшки? Да, и сказывали они, что арестовали они Фотия за эту самую…антиправительственную деятельность. А наш батюшка такой ласковый, со всеми приветливый. Ну, какой же он враг и вредитель для народа. Так, что девонька, вот такие тут дела у нас творились, пока ты на своей работе за больными ухаживала. А, мне теперь впору, самой за тобою ходить. Погляди, какая ты теперь сидишь, вся скукожилась, да и плачешь. Сейчас же пойдем ко мне домой. Там я тебя чайком попою, да и отдохнешь маленько. А потом мы с тобою наведем здесь порядок. Ну, а завтра с утра, мы с тобою что-нибудь и придумаем: как вызволить из участка нашего Фотия.

Настя не слушала бесконечный поток словесных высказываний словоохотливой соседки, которая, без всякого сомнения, желала ей только добра. Сейчас, у нее в голове прочно засело одно: почему пострадала именно наша семья? Почему не с соседями, не с кем-либо другими, а именно с нашей семьей? Она вспомнила слова дяди, который часто говорил: «На все воля Божия. Все что с нами случается в жизни: и хорошее и плохое идет на пользу нашей бессмертной душе, и часто, все, что нам кажется плохим в нашей жизни для нас, в последующем, вовсе окажется своевременным и необходимым для нашего дальнейшего развития». Вскоре Настя успокоилась.

Отдохнув, они с соседкой быстренько навели порядок в разорённой квартире, и Настя через короткое время спала крепким сном, хотя совсем недавно ей казалось, что ночью она вовсе не заснет, и будет терзаться душевными сомнениями. На допросе у Хватова, отец Фотий не говорил и спокойно смотрел на следователя, иногда, правой рукой проводя по окладистой бороде, словно подобным жестом он успокаивался. Священник отрицал всякую причастность к слесарю Воробьеву, связь с которым старался найти Хватов. Фотий заявлял, что не имеет чести знать данного гражданина и, тем более, вести с ним какие-либо беседы о политике и руководителях страны. Когда же Хватов сказал, что отсутствие знакомства для него не суть важно и у него на руках имеется письменное заявление от Воробьева, в котором последний утверждал, что священник склонял его к антиправительственной пропаганде, Фотий улыбнулся на его высказывания.

– Воля ваша, гражданин следователь. Вы нам, простым гражданам, можете приписать все, что вам угодно, если будет выгодно вам и вашему начальству. Можете объявить меня китайским шпионом, когда сочтете необходимым. Ответственно вам заявляю: я лояльно отношусь к нашей власти, и ни в каких антиправительственных организациях не состоял и не намерен делать подобного. Вы должны понимать, что я имею духовный сан и превосходно знаю как вести перед властями. Любая власть – это власть от нашего Господа. И, по христианским убеждениям выступать против нашей власти я не могу. Вам понятно положение вещей: гражданин или господин следователь?

– Хорошо вы сочиняете ваши поповские штучки, гражданин Хребтов. Но, я нисколько не верю подобным россказням, будто вы чисты перед законом и страной, словно пушистый агнец. Перейдем к следующему эпизоду. Что вы можете рассказать о сокровищах, которые вы спрятали от государства в бывшем Никольском храме, где ранее были настоятелем? Думаете, что нашим органам про сокровища ничего не известно? Ошибаетесь Хребтов. Мы достоверно знаем о кладе из самых разнообразных источников. Вы спрашиваете меня: какие источники? Не скажу, и знать вам не надо. А, что вы сами скажете по этому поводу? При тесном сотрудничестве с органами и, тем более, если укажете нам точное местонахождение барского клада, я обещаю вам содействие в незамедлительном освобождении и прекращение всех следственных действий в отношении не только вас, но и всех членов вашей семьи. Вам понятно, Хребтов?

Эдуард откинулся назад, на спинку старого кожаного кресла и глубоко затянувшись сигаретой, пустил перед собой, чуть ли не в лицо, сидящему перед ним отцу Фотию, сплошную, синеватую струю табачного дыма. Он выжидательно и внимательно смотрел на лицо вражеского служителя культа, как он называл священника за глаза, и приготовился опытным, наметанным глазом замечать малейшие изменения, могущие возникнуть в лице Фотия при упоминании о спрятанном кладе. Но, подследственный и глазом не повел. Он нахмурил лоб, отчего лицо его приняло более серьёзное и строгое выражение, чем оно было раньше.